Иван Тургенев - Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877

— Ah! oui, oui, — пробормотал губернатор и покачал сверху вниз головою, — я что-то слышал… Графиня сказывала…

Сипягин возвысил голос.

— Это лицо есть некто господин Нежданов, сильно мною заподозренный в превратных понятиях и теориях…

— Un rouge a tous crins, — вмешался Калломейцев…

— …В превратных понятиях и теориях, повторил еще отчетливее Сипягин, — и уж, конечно, не чуждый всей этой пропаганде; он находится… скрывается, как мне сказывал господин Паклин, на фабрике купца Фалеева…

При словах: «как мне сказывал» — Маркелов вторично бросил взгляд на Паклина и только усмехнулся, медленно и равнодушно.

— Позвольте, позвольте, ваше превосходительство, — закричал Паклин, — и вы, господин Сипягин, я никогда… никогда…

— Ты говоришь: купца Фадеева? — обратился губернатор к Сипягину, поиграв только пальцами в направлении Паклина: потише, дескать, братец, потише. — Что с ними делается, с нашими почтенными бородачами? Вчера тоже одного схватили по тому же делу. Ты, может, слышал его имя: Голушкин, богач. Ну, этот революции не сделает. Так на коленках и ползает.

— Купец Фалеев тут ни ини чем, — отчеканил Сипягин, — я его мнений не знаю; я говорю только о его фабрике, на которой, по словам господина Паклина, находится в настоящую минуту господин Нежданов.

— Этого я не говорил! — возопил опять Паклин. — Это вы говорили!

— Позвольте, господин Паклин, — все с тою же неумолимой отчетливостью произнес Сипягин. — Я уважаю то чувство дружбы, которое внушает вам вашу «денегацию» («Экий… Гизо!» — подумал тут про себя губернатор). Но возьму смелость поставить вам себя в пример. Полагаете ли вы, что во мне чувство родственное не столь же сильно, как ваше дружеское? Но есть другое чувство, милостивый государь, которое еще сильнее и которое должно руководить всеми нашими действиями и поступками: чувство долга!

— Le sentiment du devoir, — пояснил Калломейцев.

Маркелов окинул взором обоих говоривших.

— Господин губернатор, — промолвил ошн, — повторяю мою просьбу: велите, пожалуйста, увести меня прочь от этих болтунов.

Но тут губернатор потерял немножко терпение.

— Господин Маркелов! — воскликнул он, — я советовал бы вам, в вашем положении, более сдержанности в языке и более уважения к старшим… особенно, когда они выражают патриотические чувства, подобные тем, которые вы сейчас слыхали в устах вашего beau-frere'a! Я счастливым себя почту, любезный Борис, — прибавил губернатор, обратясь к Сипягину, — довести твои благородные поступки до сведения министра. Но у кого же, собственно, находится — этот господин Нежданов на этой фабрике?

Сипягин нахмурился.

— У некоего господина Соломина, тамошнего главного механика, как мне сказывал тот же господин Паклин.

Казалось, Сипягину доставляло особенное удовольствие терзать бедного Силушку: он вымещал на нем теперь и данную ему в карете сигару, и фамильярную вежливость своего обращения с ним, и некоторое даже заигрывание.

— И этот Соломин, — подхватил Калломейцев, — есть несомненный радикал и республиканец — и вашему превосходительству не худо было бы обратить ваше внимание также и на него.

— Вы знаете этих… господ… Соломина… и как бишь! и… Нежданова? — немного по-начальнически, в нос, спросил губернатор Маркелова.

Маркелов злорадно раздул ноздри.

— А вы, ваше превосходительство, знаете Конфуция и Тита Ливия?

Губернатор отвернулся.

— Il n'y a pas moyen de causer avec cet homme, — промолвил он, пожимая плечами. — Господин барон, пожалуйте сюда.

Адъютант подскочил к нему; а Паклин, улучив время, приблизился, ковыляя и спотыкаясь, к Сипягину.

— Что же это вы делаете, — прошептал он, — зачем же вы губите вашу племянницу? Ведь она с ним, с Неждановым!..

— Я никого не гублю, милостивый государь, — отвечал Сипягин громко, — я делаю то, что мне повелевает совесть и…

— И ваша супруга, моя сестра, у которой вы под башмаком, — ввернул столь же громко Маркелов

Сипягин, как говорится, даже не чукнул… Так это было ниже его!

— Послушайте, — продолжал шептать Паклин — все его тело трепетало от волнения и, быть может, от робости, а глаза сверкали злобой и в горле клокотали слезы — слезы сожаления о тех и досады на себя, — послушайте: я сказал вам, что она замужем — это неправда, я вам солгал! Но брак этот должен совершиться, и если вы этому помешаете, если туда явится полиция, на вашей совести будет лежать пятно, которое вы ничем не смоете, — и вы…

— Известие, сообщенное вами, — перебил еще громче Сипягин, — если оно только справедливо, в чем я имею право сомневаться, — это известие может только ускорить те меры, которые я почел бы нужным предпринять; а о чистоте моей совести я уж буду просить вас, милостивый государь, не заботиться.

— Вылощена она, брат, — ввернул опять Маркелов, — петербургский лак на нее наведен; никакая жидкость ее не берет! А ты, господин Паклин, шепчи, шепчи, сколько хочешь: не отшепчешься, шалишь!

Губернатор почел за нужное прекратить все эти пререкания.

— Я полагаю, — начал он, — что вы, господа, уже достаточно высказались, — а потому, любезный барон, уведите господина Маркелова. N'est ce pas, Boris, ты не нуждаешься более…

Сипягин развел руками.

— Я сказал все, что мог!.

— И прекрасно!.. Любезный барон!..

Адъютант приблизился к Маркелову, щелкнул шпорами, сделал горизонтальное движение ручкою… «Пожалуйте, мол!» Маркелов повернулся и пошел вон. Паклин, правда мысленно, но с горьким сочувствием и жалостью, пожал ему руку.

— А на фабрику мы пошлем наших молодцов, — продолжал губернатор. — Только вот что, Борис: мне сдается — этот барин (он указал подбородком на Паклина) тебе что-то сообщал насчет твоей родственницы… Будто она там, на той фабрике… Так как же…

— Ее арестовать, во всяком случае, нельзя, — заметил глубокомысленно Сипягин, — может быть, она одумается и вернется. Если позволишь, я напишу ей записочку.

— Сделай одолжение. И вообще ты можешь быть уверен… Nous coffererons le quidam… mais nous sommes galants avec les dames… et avec celle-la donc!

— Но вы не принимаете никаких распоряжений насчет этого Соломина, — жалобно воскликнул Калломейцев, который все время приникал ухом и старался вслушаться в маленькое a parte губернатора с Сипягиным. — Уверяю вас: это главный зачинщик! У меня на это нюх… такой нюх!

— Pas trop de zele, любезнейший Семен Петрович, заметил, осклабясь, губернатор. — Вспомните Талейрана! Коли что, тот от нас тоже не уйдет. Вы лучше подумайте о вашем… как… к! — И губернатор сделал знак удушения на своей шее… — Да кстати, — обратился он снова к Сипягину, — et ce gaillaard-la (он опять указал подбородком на Паклина). - Qu'en ferons-nous? На вид он не страшен. — Отпусти его, — сказал тихо Сипягин и прибавил по-немецки: — Lass'den Lumpen laufen!