Алексей Ремизов - Том 2. Докука и балагурье

И вернулся Лоха домой с допроса, заглянул в амбарушку, постоял, потужил, пошел в избу — тоскливо ему было, прилег на постель, лежит — ой, тоскливо! И чувствует Лоха, ни рукой ему двинуть, ни ногой не пошевельнуть, хотел покликать, а язык и не ворочается.

Так и остался. А какой был-то! — одно слово, Лоха.

1914 г.

Рыли бабы понаслыху клад на валу, Алена да Анисья. И вырыли бабы пупень и вдруг от Ивана Предтечи — вал-то у церкви — гул пошел. С перепугу задрожали у баб руки — пупень в яму, сами присели. И видят, идет по валу старичок какой-то.

— Чего, — говорит, — вы, бабы, испужались?

Бабы ему в ноги:

— Не губи, клад роем.

Ну, старичок посмотрел, посмотрел, да и говорит:

— Да нешто так роют? Этому кладу пора ночная.

И наставил старичок баб на разум, зря чтобы на валу не рылись, а ждали Пасху и на Пасху, между заутреней и обедней запаслись бы красным яичком и, кто бы на валу ни показался, похристосовались бы, не пугаясь.

— Тогда сам выйдет!

Старичок пошел своей дорогой, а бабы достали из ямы пупень и по домам ждать Пасхи.

Протянулась осень, прошла зима, катит весна-красна, а с весною Пасха.

Еще на посту стало не до сна бабам: какой им такой клад выйдет!

Старичок-то учил, запастись по яичку, а они каждая себе по три выкрасили, подоткнулись и в передник положили: как тот появится, чтобы поскорее яйцо ему в руку сунуть — бери, отворяй клад!

Кончилась заутреня, бабы на вал и ну рыть. И уж заступ стал задевать за что-то: плита ли там чугунная, либо котелок с золотом? И пошел вдруг гул от Ивана Предтечи — и гул, и зык, и рев. Оглушило баб, а земля ровно кисель под ними, так и трясется.

И видят, идет по валу, ой! медведь не медведь, козобан: рот — от уха до уха, нос, что чекуша, граблями руки, а глаза так и прядают. Идет, кривляется и гудит и гудит.

Стали бабы рядом, оперлись на заступ, в руках по яйцу: так вот сейчас и похристосуются.

А тот словно крадется — и медленно, медленно и прямо на них, да как рявкнет.

Выронили бабы яйца да бежать, да что есть духу, добежали до паперти, обе и обмерли.

Ну, тут добрые люди опрыскали баб святой водицей из колодезя: от усердия, думали, с бабами такое вышло. И опомнились бабы, и скорее домой.

«Бог с ним и с кладом, верно в землю ушел».

А какой котелок там был с золотом, какая плита чугунная!

И остались бабы, — не клад, а пупень.

1915 г.

Из всех дней первый — Пасха. В ту святую ночь стоит сама земля раскрытая.

Отправился Семен к заутрене, а идти ему было на погост мимо озера. Вот и идет он берегом, а там, на другом берегу, какой-то так колышек из воды лукошком что-то в лодку таскает.

«И кому в такую пору, — думает Семен, — в воде бултыхаться?»

Тут в колокол ударили, и тот вдруг пропал.

Перекрестился Семен, прибавил шагу, обошел озеро и прямо к лодке. А в лодке полно клексу.

«Эка невидаль, чешуя рыбья! Али взять?»

И набрал в карманы клексу и в церковь.

Хороша на Пасху служба, не ушел бы из церкви. Похристосовался Семен: «Христос воскрес!» — освятил пасху и домой разговляться. Шел в обход озером мимо самого того места, а уж лодки не было: ни лодки, ни клекса. Так домой и вернулся.

Сел Семен за стол, закусил пасхи, да хвать за карман — вспомнил! — а там серебро звенит. Вот какой клекс был, серебряный!

И с той поры обогатился Семен.

И с той поры на озере, чуть тихий час, завоет кто-то жалобно… Ну, и Семена больше не заманишь к озеру, — на мешках сидит серебряных.

1915 г.

Жил Ипат не бедно, не богато, да пришло крутое время, и до того добился, что и питаться нечем стало. Жена, дети — что делать? И пошел он из села за тридцать верст на озеро рыбачить. И там, на озере, исправил себе балаган земляной и перевез на новое место жену и детей.

И так ему было горько на новом месте и жалко, — да так, стало быть, Бог дает! И положил он каждый день удить для жены и детей.

«Если на себя не заужу, то не буду есть!»

День удит, ночью Богу молится. И с месяц удил, зауживал на жену и детей, а на себя хоть бы раз попало. И дал ему Бог терпение, — за этот месяц он ничего не ел.

И вот выдался денек такой, заудил он две рыбки лишних.

«Слава Богу, сжалился надо мной Господь и мне дал. Нынче и я поем!»

Приходит с рыбой к балагану.

— Говори, жена, «слава Богу»!

— А что «слава Богу»?

— Я на себя заудил, две рыбки лишних попались, Господь на меня дал!

— Не на тебя это, я тебе еще родила два сына, на них Господь и дал.

— Ну, придется и опять не евши. Слава Богу, что родила благополучно.

И трое суток еще удил, заужал на жену и детей, а на себя нисколько. Трое суток кончилось, пора бы ребят крестить.

— Надо ребят крестить, пойду на село к попу!

И поутру пошел, оставил жену с детьми на озере в балагане.

Встречу попадает Ипату молодец.

— Куда, Ипат, идешь?

— А родила у меня жена два сына, надо крестить.

— Возьми меня в кумовья. Посмотрел Ипат через правое плечо.

— Нет, ступай уж… И без тебя потонул я в грехах. А тот как захохочет, да в сторону.

— Ишь, какой!

Нечистый был это дух.

Отошел Ипат немного, идет молодец чище того.

— Куда тебя, Ипатушка, Бог несет?

— Жена родила два сына, иду к попу, надо окрестить.

— Возьми меня в кумовья.

Посмотрел Ипат через правое плечо, видит, хорошей души.

— Ладно, покумимся.

— На тебе три золотых, — подал кум, — даром поп на своей лошадке не поедет. Отдай ему золото, а я пойду к твоей жене.

А это был ангел. За терпение человеку послал его Господь.

Не долго шел Ипат, за какой час в село поспел к попу.

— Батюшка, я до твоей милости… жена у меня родила два мальчика, а живу я нынче в балагане на озере за тридцать верст, надо бы мне их окрестить. Я до твоей милости.

Посмотрел на Ипата поп.

— А ты б их склал в полу, притащил сюда, я бы их и окрестил. Мне тащиться такую даль не рука!

И вышел в горницу.

Тут Ипат три золотых на столик, мнется.

— Ты чего? — выглянул поп.

А на столике золото так и блестит. Поп как увидел золотые и сейчас же стряпке: «Станови самовар!» — а кучеру: «Лошадь запрягай!»

— Ну, Ипат, чайку напьемся, поедем, окрещу тебе ребят.

— Нет, батюшка, чаю твоего не буду пить. Ты чаю напьешься, поедешь и меня нагонишь, я пойду пешком.

Поп пожалуй только еще из двора пошевелился, уж Ипат пришел на озеро. Смотрит: проруби его, а где балаган? Нет балагана, а на том самом месте стоит дом каменный и круг дома цветы расцвели.

Удивился Ипат. «Али неладно пришел?» А ему навстречу из дому старшие дети бегут.

— Кто этот дом построил?

— Пришел к нам какой-то молодец, вдруг все появилось.