Аполлон Григорьев - Воспоминания

Старик не отвечал.

— Я вас спрашиваю, — повторила она со смехом, — долго ли будет ездить барон?

— Ты глупа, — с сердцем сказал старик.

— Я вам говорю, что он мне надоел, — вскричала она с нетерпеливою досадою ребенка… — Он настоящая сова.

— Да вот так для тебя и прогоню я его сейчас, — проворчал старик.

— Он мне говорит любезности!

— Ну так что ж?

— Знаете ли, что он мне сказал вчера?

— Ну!.. — и старик, заложив руки за спину, вопросительно глядел на дочь.

— Угадайте… — сказала она с веселым хохотом.

— Да ну же.

— Он уговаривал меня бежать с ним. С ним!

И девочка хохотала.

Старик заходил по комнате быстрее прежнего.

— Ну что ж? — сказал он с величайшим спокойствием, остановясь опять перед нею. — Он богат… играет скупо — так не скуп будет на другое. Не мытьем, так катаньем!

— Фуй! — сказала девочка и, сделавши презрительную мину, порхнула к роялю и запела чистым, хотя немного детским голосом какой-то романс.

— Ой ты! — сказал отец, — все вздор в голове. Ведь я разведал про Севского-то: ничего нет за душою.

— Он хорошенький, — сказала Лидия, прерывая романс и закинув назад головку.

Двери передней отворились. Вошли уже известные читателю Сапогов и его спутник, которого звал он Антошею. Антоша, впрочем, был во фраке, довольно чистом, хотя, кажется, сшитом не по нем. Лица Сапогова и Антоши раскраснелись от чего-то и черты последнего дышали отвратительным беспутством.

Лидия окинула их взглядом и, слегка кивнувши головою, продолжала играть.

— А, почтеннейший Андрей Сидорович! — засуетился старик, — наконец-то вы, — и он исподлобья взглянул на его спутника.

— А я к вам не один, Сергей Карлыч… Рекомендую, мой закадычный — Антон Петрович.

— А по фамилии, смею спросить? — сказал старик, протягивая спутнику руку и прищуря левый глаз.

— Позвонцев, — громко отвечал Антоша, пожимая протянутую ему руку и раскланиваясь с ухарскими ухватками. Видно было, что он не совсем в трезвом положении.

— Прощу полюбить да быть без церемонии, — сказал старик.

И сам же подал пример нецеремонности обращения, схвативши Сапогова и отведя его в сторону, спросил тихо:

— Играет?

— Ни гроша за душой.

— Так зачем?

— Нужен!

— Гм!

— Знает кой-кого.

— И может?

— Приведет.

— Когда же?

— Да уж приведет.

Во время этого лаконического разговора Антоша рассеянно смотрел в сторону; ему не было даже неловко.

— А я, представьте себе, какая со мной скверная была вчера история, Сергей Карлыч, — громко начал Сапогов, остановись посередине комнаты.

— Что такое, Андрей Сидорыч? — с участием спросил Мензбир.

— Да вообразите себе… Есть у меня приятель, служит со мною вместе, малый и того бы, кажется, умный… разбитной. Я, знаете, — продолжал он, щелкнув по ладони пальцем, — раз этак отвожу его в сторону и говорю: что, братец, мол, жизнь человеческая, говорю, — просто сад заглохший, как Шекспир говорит. — Ну-с!

— Есть, говорит, Андрей Сидорыч, извольте… А уж я, мол, говорю, тебе, любезный друг, десятый процент. Будете, говорит, вы завтра дома. Буду… Ну так я привезу к вам. Хорошо, мол. Ну, вчера утром сижу у окна, знаете, вижу, едет мой приятель в коляске, и с ним молодец в золотых очках, франтом таким. Я принимаю. Расшаркивается на всю комнату, и по-французски. Что, мол, он, братец, такое говорит? Charme, [131]говорит… Ну, мол, шарме так шарме. Вы, говорит, Андрей Антоныч, здесь, верно, скучаете? Да, мол, — а вы? Я, говорит, ма тант, [132]княгиня такая-то, ма гран-тант, [133]говорит, баронесса, там черт знает, что несет! — Не сыграть ли в преферанс нам, говорю я. — Извольте, говорит. Приятель мой ушел, дело, говорит, есть, после зайду. Садимся. Сыграли игры две…

— Ну-с, ну-с, — с видимым участием сказал Мензбир.

— Сыграли игры две, вижу — дока! Так уж и не играем, известно как с открытым, взятки ведь все на чистую. Что ни сдадим, у меня, говорит, семь, и бросит карты. Проиграл я пуанов 200.

— А помногу ли куш? — спросил, вмешиваясь в разговор, Антоша.

— А тебе что? — насмешливо сказал Сапогов. — По рублю серебром. Ну, да вдруг привалило мне счастье, как пошел, как пошел, храбро этак отыграл свои пуаны. Рискую страшно. Что мол? «Злато — мечтанье пустое, ужели нам жалеть его?» Да и наиграл на него 800 пуанов.

— 800 серебром! — вскричал старик, и маленькие глаза его запрыгали.

— Пора, мол, кончить! Сочлись — 800 серебром, он в проигрыше. Со мною, говорит, только билет в 10 тысяч. Ну что ж, давай его сюда. Я, говорит, завтра, да и давай, знаете, вилять, как лисица хвостом. Что, мол, завтра, подавай сюда. Ма тант, говорит, княгиня. — Я-те дам, мол, княгиня, ты подавай деньги… Я его, знаете, обыскивать, не дается, я людей, ну, Петрушку, вы знаете, малый дюжий, обыскали. Ни полушки. А, мол, так-то ты, на шарамыгу, да и давай его, и давай его, и тузил, тузил. А он, какой вы, говорит, шутник, мусье Сапогов. Я-те дам, говорю, шутник, я-те дам, говорю, шутник, да с лестницы-то его, с лестницы.

И под конец рассказа Сапогов хохотал оглушительным смехом; Мензбир улыбался.

Двери отворились, и ввалилась целая толпа игроков.

— А, барон, барон, — подбежал Мензбир к высокому мужчине в коричневом сюртуке, застегнутом доверху, с орденом в петличке, в высоком галстухе и с накладкою на голове.

Барон сухо отвечал на его приветствия и прямо отправился к роялю.

— Здравствуйте, Лидия Сергеевна, — начал он очень почтительно.

— Здравствуйте, — отвечала ему девочка насмешливо.

— Вы на меня сердитесь?

Девочка в ответ на это сделала презрительную мину.

Барона окружила толпа игроков и, оттащив его к зеленому столу, уже хотела посадить за партию, но Сапогов отвел Мензбира и сказал ему вполголоса:

— Нельзя!

— А что?

— Сам будет.

— Опять?

— Что ж опять? в прошлый банк на его долю пришлось три тысячи.

— Мало?

— Видно, мало.

Мензбир пожал плечами, но отвел двух игроков, посадил их с каким-то помещиком, толстым и низеньким, который, видя вокруг себя людей порядочно одетых, удивлялся простоте их обращения и радовался, что попал на славных людей, с которыми и попить, и покутить, и поиграть можно.

Дым от сигар и трубок застилал всю комнату.

Вошел знакомый Севского Александр Иваныч и, почти никем не замеченный, кроме хозяина, без церемоний, как бы находясь в трактире, подошел к сигарному ящику и тотчас же закурил на свечке плохую регалию.

— Кто это? — мигнул Сапогов Мензбиру.

— Не знаете? Он бывает часто… играет ловко, только того… плох.

— Ну! — с сомнением заметил Сапогов.

— Право!

— Дурак! — сквозь зубы проворчал Андрей Сидорыч.

Барон опять был подле Лидии, которая над ним безжалостно смеялась.

Один из игроков, не составивши еще себе партии, просил ее сыграть что-нибудь, обещавшись ей аккомпанировать на скрипке.