Викентий Вересаев - Том 1. Повести и рассказы. Записки врача

Неясные силуэты (франц.). — Ред.

Что проку в голом дикаре? // Когда мне приходится любить, // я предпочитаю лишь кое-что снимать с себя (нем.). — Ред.

По жалобе отца тело ребенка было вырыто из могилы и вскрыто в присутствии следователя и четырех экспертов; оказалось, что ребенок умер от задушения дифтеритными пленками, а операция была произведена безукоризненно.

«Лекарь поневоле» (франц.). — Ред.

«Мнимый больной» (франц.). — Ред.

«То, к чему мы стремимся, уже потому необычайно трудно, что мы работаем для человечества над самым трудным материалом, именно — над человеком».

Среди этой ругательной литературы первое место по справедливости должно быть отведено своеобразной работе московского профессора Льва Мороховца: « Записки врача В. Вересаева в свете профессиональной критики» ( Труды кафедры истории и энциклопедии медицины Императорского Московского Университета , т. 1, вып. 2. М., 1903) По тону и приемам полемики книга представляет собою нечто прямо невероятное: самый бесшабашный фельетон может служить образцом корректности и добросовестности по сравнению с этим «трудом». Характерно, что на книге стоит пометка: «Печатается по определению медицинского факультета Московского университета».

Memoires d'un medecin, Paris, 1902, р.р. V–VI. — Кстати: в том же предисловии г. Вызева сообщает, что «Записки врача» «были опубликованы под псевдонимом одним из самых ученых медиков С.-Петербурга». Для чего понадобилась г-ну Вызеве эта выдумка?

В этом отношении особенно характерна курьезная брошюра г-на Г. Медведева: «Врач-художник. Ответ на книгу Вересаева Записки врача », СПб, 1903.

Как можете вы этим огорчаться? Разве не довольно для человека, если он добросовестно и точно будет применять к делу искусство, которому его обучили? (нем.)

«За и против „Записок врача“ Вересаева», СПб., 1902, с. 12. Г. Фармаковский отмечает у меня, между прочим, одну «фактическую неточность». «В больницах, — говорит он, — после смерти вскрываются только безродные больные; у тех же, которые имеют родственников, вскрытие производится лишь с разрешения этих последних». Смею уверить г. Фармаковского, что у нас много больниц, в которых совершенно не считают нужным ведаться с желанием родственников.

Общая, а за нею уже и врачебная печать!.. — В. В.

Профессор Штинтцинг, вынужденный печатью дать объяснение, напечатал удивительное оправдательное письмо, где утверждал, что «опыт был предпринят для лечения больного, а не ради научного исследования», что больной добровольно согласился на опыты и во всякое время мог их прекратить. Достаточно прочесть само описание опытов, чтобы увидеть, сколько правды в письме профессора. — В.В.

Искусственной болотной лихорадкой — т. е. больному прививали ее, и он заболевал! — В.В.

Посмотрите выше приведенное описание опытов во «Враче». В феврале 1901 года Манассеин умер, еще одно примечаньице, и редакция замолкает, и дальнейшие опыты с самым «объективным» равнодушием приводятся наравне с сообщениями о новой теории рахита и о случаях нервного выпадения волос.

Исключение представляет интересная книга д-ра Д.Н. Жбанкова: «О врачах». Москва, 1903.

«О книге В. Вересаева Записки врача (что дает эта книга науке, литературе и жизни». Киев, 1902.

Сухое описание опытов, состоящее почти сплошь из цитат, занимает в моей книге больше тридцати страниц; хороша «замечательная художественность» приема!

«К вопросу о врачах». Красноярск, 1902.

Зд.: для посторонних людей (фр.).