Викентий Вересаев - Том 4. Повести и рассказы

— Зорька! Люблю!

Люди молчали и смотрели. Они забыли, что это — та самая Зорька, которая носит в корзине тускло поблескивающую рыбу и серебряные пучки чесноку, не замечали, что лицо ее несколько широко, а глаза поставлены немного косо. Казалось, будь она безобразна, как дочь кочевника, с приплюснутым носом и глазами как щелки, — само безобразие, освещенное изнутри этим чудесным светом, претворилось бы в красоту небывалую. Как будто солнце взошло высоко над площадью. Радостный, греющий свет лился от картины и озарял все кругом. Вспомнились каждому лучшие минуты его любви. Тем же светом, что сиял в Зорьке, светилось вдруг преобразившееся лицо его возлюбленной в часы тайных встреч, в часы первых чистых и робких ласк, когда неожиданно выходит на свет и широко распускается глубоко скрытая, вечная, покоряющая красота, заложенная природой во всякую без исключения женщину.

Прояснилось лицо старого брюзги погонщика, взглянул он на свою старуху, и улыбнулся, и толкнул ее сухим локтем в жирный бок.

— А помнишь, старуха… Гы-гы!.. У водопоя-то? Ты поила коз, а я перепрыгнул через плетень… Молодой месяц стоял над горой, цвели дикие сливы…

И, застенчиво улыбнувшись, взглянули на него с оплывшего, багрового лица знакомые, милые, давно забытые глаза, и осветилось это лицо отблеском того вечного света, который шел от Зорьки. Погонщик хихикал и грязною рукою вытирал слезы на гноящихся своих глазах. И казалось ему, — не умел он ценить того, что у него было, и по собственной вине сделал свою жизнь серою и безрадостною. Это был он, который первым крикнул на всю площадь:

— Да будет Единорог Трижды-Венчанным!

Тянулось это уже третьи сутки. Молодая баба-роженица лежала на спине, руки бессильно протянулись вдоль туловища, на лице выступили мелкие капельки пота. Измученно-исступленным голосом она повторяла в полузабытьи:

— Матушка царица небесная, помилуй! Матушка царица небесная, помилуй!

Стонала длинными, прерывистыми стонами и скрипела зубами.

Юная фельдшерица-акушерка Зина Кваскова почему-то радостно вздохнула, лицо вспыхнуло нежным румянцем. Из чистой избы она через сенцы вошла в черную и сказала высокому старику:

— Нужно поехать за доктором, и поскорее.

Найдется у вас кому съездить? Положение очень опасное.

Старик засуетился:

— Ах-х, ты, господи! Уж вы, пожалуйста, гражданка, все, что можно… Егорка, запрягай чалого да скачи во весь дух!.. Боже ты мой милостивый!..

Сенца положи в телегу да покрой княжеским ковром для гражданина доктора.

Зина села к столу и карандашом написала на листке блокнота:

Д-ру Кайзеру

Арнольд Федорович!

У роженицы пульс 120 температура 38,2 воды давно отошли по-моему нужно щипцы приезжайте немедленно.

3. К.

Муж роженицы, Егор, положил записку в шапку и поспешно вышел. Телега затарахтела мимо окон.

Зина вышла на крыльцо и присела на перила. Солнце садилось, телега исчезала в золотой пыли. Из сада бывшей княжеской усадьбы тянуло запахом цветущей сирени, робко начинали щелкать соловьи. Солнце играло на русых стриженых волосах Зины и на вьющихся вдоль щек золотых прядях. Глазницы были поставлены у Зины очень широко и делали лицо немножко странным. Но все скрашивали молодые глаза и нежный румянец щек. Зина волновалась за роженицу, боялась, как бы доктор не приехал слишком поздно. И радость, светлая радость была в душе, что он приедет. Зина тайно любила его. Сердце начинало биться скорее, когда она представляла себе: вот через час он войдет сюда — высокий, прямой, всегда в себе уверенный, никогда не теряющийся, с сильными руками спортсмена. И все вокруг станет твердым, спокойным и уверенным.

Вышел на крыльцо старик. У него были угрюмые и недобрые губы, но сейчас он кривил их в любезную улыбку. И застенчиво сказал Зине:

— Вы уж, гражданочка, потрудитесь! Очень бы мне антиресно внучка иметь. Ежели все будет как следует — гуся вам предоставлю обязательно!

— Ну, оставьте, что вы!.. Вот только бы доктор вовремя приехал. Он замечательный доктор! Сама разродиться она не сможет, ребенок в ней может задохнуться. А он наложит щипцы — и ребенок жив останется, и Акулина.

Зина прикусила губу: уж слишком уверенно она говорила о благополучном исходе. Старик смотрел остановившимися глазами.

— Щ-и-п-ц-ы? То есть это как же так? Щипцами из нее дите потянете?

Зина вспомнила — доктор ей всегда твердил, чтобы называть акушерские щипцы ложками. Она поспешно сказала:

— Это, собственно, не щипцы, а ложки. Их накладывают на голову ребенка и сторожно тянут. Когда у самой матери нет силы родить.

Старик решительно сказал:

— Нет, на это нашего согласу нет!

— Нельзя, товарищ, необходимо это сделать, иначе помрет Акулина. Сама она родить не может.

— Что вы, гражданка, толкуете? Как это можно в живую женщину щипцы совать! Да вы ей там щипцами все кишки прищемите!

Вышла на спор старуха.

— Слышь, Марфа, зачем за доктором гражданка спосылала:

щипцы, говорит, нужно запустить в Акулину, ребенка щипцами вытащить.

— Мать честная, царица небесная! Что это ты?

— Слушайте, да это же вовсе не щипцы.

— Сами сказали — щипцы… Ясное дело — ребенку голову оторвете!

— Да нет же, живой выйдет!

— Как это так? Щипцами ребенка за голову будете тянуть — и живой? Что вы, гражданка, глупости говорите!.. Нет, не согласны мы.

— Как хотите. Только тогда незачем было за доктором посылать. А я вас предупреждаю: без операции сноха ваша наверно помрет.

— А ежели щипцы — не помрет?

Зина смутилась:

— Наверно, конечно, нельзя сказать — операция трудная и опасная. Но только она одна может спасли вашу сноху, без операции-то она уж наверно умрет. Она уже без чувств.

Из сенец вышла на крыльцо старшая сноха с заплаканными глазами.

— Кончается Акулина. Видно, не разродиться ей.

Зина поспешила к роженице. Она лежала в забытьи, пульс стал еще слабее. Зина впрыснула ей камфару. Провозилась с четверть часа. Потом, волнуясь, пошла в черную избу.

Там набралось уже много народу. На лавке у окна сидел коротконогий старик, очень похожий на высокого старика, — его брат, председатель сельсовета; лицо было важное, красное и глянцевитое, во рту меж зубов темнела дырка. Сидели еще мужики и мрачно глядели.

Зина решительно сказала:

— Ну, решайте скорее! Когда приедет доктор, некогда будет разговаривать. Не знаю даже, застанет ли уж он ее в живых.

Согласны вы на операцию или нет?

Высокий старик смотрел на нее тяжелым взглядом:

— Хорошо, гражданка! Согласны! А только если помрет баба от ваших щипцов, мы доктора отсюдова живым не выпустим.

Зина побледнела. Старик это заметил и повторил зловеще:

— Не уйдет тогда отсюдова!