Николай Лесков - Обойденные

- Охота тебе, право, Дора! - отговаривалась Анна Михайловна.- В благородном собрании бывает гораздо веселее - да не ездишь, а тут что? Кого мы знаем?

- Я? Я знаю целый десяток франтих и все их грязные романы, и нынче все их перепутаю. Ты знаешь эту барыню, которая как взойдет в магазин - сейчас вот так начинает водить носом по потолку? Сегодня она потерпит самое страшное поражение.

- Полно вздоры затевать, Дора!

- Нет, пожалуйста, поедем. И поехали.

О том, как зал сиял, гремели хоры и волновалась маскарадная толпа, не стоит рассказывать: всему этому есть уж очень давно до подробности верно составленные описания.

Дорушка как только вошла в первую залу, тотчас же впилась в какого-то конногвардейца и исчезла с ним в густой толпе. Анна Михайловна прошлась раза два с Долинским по залам и стала искать укромного уголка, где бы можно было усесться поспокойнее.

- Душно мне - уже устала; терпеть я не могу этих маскарадов,-жаловалась она Долинскому, который отыскал два свободных кресла в одном из менее освещенных углов.

- Я тоже не большой их почитатель,- отвечал Нестор Игнатьевич.

- Духота, давка и всякого вздора наслушаешься - только и хорошего.

- Ну, ведь для этого же вздора, Анна Михайловна, собственно и ездят.

- Не понимаю этого удовольствия. Я, знаете, просто... боюсь масок.

- Боитесь!

- Да, дерзкие они... им все нипочем... Не люблю.

- Зато можно многое сказать, чего не скажешь без маски.

- Тоже не люблю и говорить с незнакомыми.

- Да, и со знакомыми так как-то совсем иначе говорится.

- Да это в самом деле. Отчего бы это?

Рассуждая, почему и отчего под маскою говорится совсем не так, как без маски, они сами незаметно заговорили иначе, чем говаривали вне маскарада.

Прошел час-другой, голубое домино Доры мелькало в толпе; изредка оно, проносясь мимо сестры и Долинского, ласково кивало им головою и опять исчезало в густой толпе, где ее неотступно преследовали разные фешенебельные господа и грандиозные черные домино. Дора была в ударе и бросала на все стороны самые едкие шпильки, постоянно увеличивавшие гонявшийся за нею хвост. Анна Михайловна тоже развеселилась и не замечала времени. Несмотря на то, что они виделись с Долинским каждый день и, кажется, могли бы затрудняться в выборе темы для разговора, особенно занимательного, у них шла самая оживленная беседа. По поводу некоторых припомненных ими здесь известных маскарадных интриг, они незаметно перешли к разговору об интриге вообще. Анна Михайловна возмущалась против всякой любовной интриги и относилась к ней презрительно, Долинский еще презрительнее.

- Уж если случится такое несчастье, то лучше нести его прямо,-рассуждала Анна Михайловна. Долинский был с нею согласен во всех положениях и на эту тему.

- Или бороться,- говорила Анна Михайловна; Долинский и здесь был снова согласен и не ставил борьбу с долгом, с привычным уважением к известным правилам, ни в вину, ни в порицание. Борьба всегда говорит за хорошую натуру, неспособную перешвыривать всем, как попало, между тем, как обман...

- Гадость ужасная! - с омерзением произнесла Анна Михайловна.- Странно это,- говорила она через несколько минут,- как люди мало ценят то, что в любви есть самого лучшего, и спешат падать как можно грязнее.

- Таков уж человек, да, может быть, его в этом даже нельзя слишком и винить.

- Нет, все это очень странно... ни борьбы, ни уверенности, что мы любим друг в друге... что-то все-таки высшее... человеческое... Неужто ж уж это в самом деле только шутовство! Неужто уж так нельзя любить?

Анна Михайловна выговорила это с затруднением, и она бы вовсе не выговорила этого Долинскому без маски.

- Как же нельзя, если мы и в литературе и в жизни встречаем множество примеров такой любви?

- Ну, не правда ли, всегда можно любить чисто? Ну, что эти волненья крови... интриги...

- Да, мне кажется, что вы совершенно правы.

- Как, Нестор Игнатьич, "кажется"! Я верю в это,- отвечала Анна Михайловна.

- Да, конечно... Борьба... а не выйдешь из этой борьбы победителем, то все-таки знаешь, что я - человек, я спорил, боролся, но не совладал, не устоял.

- Нет, зачем? Чистая, чистая любовь и борьба - вот настоящее наслаждение: "бледнеть и гаснуть... вот блаженство".

- Долинский, здравствуй! - произнесло, остановясь перед ними, какое-то черное, кружевное домино.

Нестор Игнатьевич посмотрел на маску и никак не мог догадаться, кто бы мог его знать на этом аристократическом маскараде.

- Давай свою руку, несчастный страдалец! - звало его пискливым голосом домино.

Долинский отказался, говоря, что у него есть своя очень интересная маска.

- Лжешь, совсем не интересная,- пищало домино,- я ее знаю - совсем не интересная. Пора уж вам наскучить друг другу.

- Иди, иди себе с богом, маска,- отвечал Долинский.

- Нет, я хочу идти с тобой,- настаивало домино. Долинский едва-едва мог отделаться от привязчивой маски.

- Вы не знаете, кто это такая? - спросила Анна Михайловна.

- Решительно не знаю.

- Долинский! - опять запищала та же маска, появляясь с другой стороны под руку с другой маской, покрытою звездным покрывалом.

Нестор Игнатьевич оглянулся.

- Оставь же, наконец, на минутку свое сокровище,- начала, смеясь, маска.

- Оставь меня, пожалуйста, в покое.

- Нет, я тебя не оставлю; я не могу тебя оставить, мой милый рыцарь! решительно отвечала маска.- Ты мне очень дорог, пойми, ты - дорог мне, Долинский.

Маски слегка хихикали.

- Ах, уж оставь его! Он рад бы, видишь ли, и сам идти с тобой, да не может,- картавило звездное покрывало.

- Ты думаешь, что она его причаровала?

- О, нет! Она не чаровница. Она его просто пришила, пришила его,-отвечало, громко рассмеявшись, звездное покрывало, и обе маски побежали.

- Пойдемте, пожалуйста, ходить... Где Дора? - говорила несколько смущенная Анна Михайловна еще более смущенному Долинскому.

Они встали и пошли; но не успели сделать двадцати шагов, как снова увидели те же два домино, шедшие навстречу им под руки с очень молодым конногвардейцем.

- Пойдемте от них,- сказала оробевшая Анна Михайловна и, дернув Долинского за руку, повернула назад.

- Чего она нас так боится? - спрашивало, нагоняя их сзади, черное домино у звездного покрывала.

- Она не сшила мне к сроку панталон,- издевалось звездное покрывало, и обе маски вместе с конногвардейцем залились.

- Возьмем его приступом! - продолжало шутить за спиною у Анны Михайловны и Долинского звездное покрывало.

- Возьмем,- соглашалось домино.

Долинский терялся, не зная, что ему делать, и тревожно искал глазами голубого домино Доры.- Вот... Черт знает, что я могу, что я должен сделать? Если б Дора! Ах, если б она! - Он посмотрел в глаза Анне Михайловне - глаза эти были полны слез.