Николай Лесков - Житие одной бабы

- Экой черт! - сказала вслед ему Наталья, обтирая свои губы.

- Что кабы на этого парня да не его горе, что б из него было! проговорила Домна.

- А у него какое ж горе? - спросила Настя, которой не нравилась беспардонная веселость Степана.

- О-о! да уж есть ли такой другой горький на свете, как он.

Рассказали тут Насте, как этот Степан в приемышах у гостомльского мужика Лябихова вырос, как его били, колотили, помыкали им в детстве, а потом женили на хозяйской дочери, которая из себя хоть и ничего баба, а нравная такая, что и боже спаси. Слова с мужем в согласие не скажет, да все на него жалуется и чужим и домашним. Срамит его да урекает.

- Он уж, - говорила рассказчица, - один раз было убил ее с сердцов, насилу водой отлили, а другой раз, вот как последний набор был, сам в некруты просился, - не отдали, тесть перепросил, что работника в дворе нет. А теперь, - прибавила баба, - ребят, что ли, он жалеет, тоже двое ребятишек есть, либо уж обтерпелся он, только ничего не слыхать. Работает как вол, никуда не ходит, только свои песни поет. Это-то допрежь, как его жена допекала, так с бабами, бывало, баловался; была у него тож своя полюбовница, а нонче уж и этого не слыхать стало...

- А не слыхать! - подтвердили бабы.

- Где ж его полюбовница? - спросила Настя.

- Вывели их в сибирскую губерню, на вольные степи. Туда и она пошла с своими, с семейными.

- Стало, замужняя была?

- Известно, баба: не девка же.

- Может, вдова.

- Нет, хозяин был, да она своего-то не любила, а Степку смерть как жалела.

- Да что ж жена-то его не любит, что ль? - спросила Настя.

- Не то, девушка, что не любит. Може, и любит, да нравная она такая. Вередует - и не знает, чего вередует. Сызмальства мать-то с отцом как собаки жили, ну и она так норовит. А он парень открытый, душевный, нетерпячий, вот у них и идет. Она и сама, лютуя, мучится и его совсем и замаяла и от себя отворотила. А чтоб обернуться этак к нему всем сердцем, этого у нее в нраве нет: суровая уж такая, неласковая, неприветливая.

- Вот как ты до своего мужа, - смеясь, сказала солдатка Насте.

- Приравняла! - воскликнула Домна. - Что Гришка, а что Степан. Тому бы на старой бабе впору жениться, а этого-то уж и полюбить, так есть кого.

На вешнего Николу у нас престольный праздник и ярмарка. Весь народ был у церкви, и Настя с бабами туда ходила, и Степан там был. Степан встретился с бабами. Он нес на руках пятилетнего сынишку и свистал ему на глиняной уточке. Поздоровались они и несколькими словами перебросились. Степан был, по обыкновению, весел и шутлив. Настя видела, как он поднес сынишку к телеге, на которой сидела его жена. Насте хотелось рассмотреть Степанову жену, и она незаметно подошла ближе. Бабочка показалась Насте не дурною и даже не злою.

- Что ж ему сделается? - говорил Степан жене, стоя у телеги.

- Не надо, - отвечала жена.

Настя, оборотись спиной, слушала этот разговор.

- Кум просит.

- Пусть просит.

- Дай хоть малого-то, коли сама не пойдешь.

- Не надо.

- Зарядила, не надо да не надо. С чего ж так не надо?

- Нечего туда малого таскать.

- Кум нам завсегда приятель.

- Тебе пьянствовать он приятель.

- Коли ж я пьянствовал? Пусти со мной малого.

- Сказала, не пущу!

- Да пусти, кум обижаться будет!

- Наплевать мне на твоего кума вместе и с тобою-то.

Степан плюнул, оказал: "Экая язва сибирская!" и пошел один к куму.

Перед вечером он шел, сильно шатаясь. Видно, что ему было жарко, потому что он снял свиту и, перевязав ее красным кушаком, нес за спиною. Он был очень пьян и не заметил трех баб, которые стояли под ракитою на плотине. По обыкновению своему, Степан пел, но теперь он пел дурно и беспрестанно икал.

- Т-с! что он играет? - сказала Домна. Ровняясь с бабами, Степан пел:

Она, шельма, промолчала:

Ни ответу, ни привету,

Будто шельмы дома нету.

Хотя ж хоть и дома,

Лежит, что корова,

Оттопырит свои губы,

Поцелует, как не люди...

- Кто тебя так целует? - крикнула, смеясь, Домна.

- А! - отозвался Степан, водя покрасневшими глазами.

- На кого плачешься? - повторила баба.

- Я-то?

- Да. А то кто ж?

- Неш я плачу!

- Вино в тебе плачет.

- Ну вас к лешему! - отвечал Степан и, качаясь, зашагал далее и другим голосом на тот же напев продолжал прерванную песню:

Уж я выйду на крылечко,

Уж я звякну во колечко;

Старушка, свет,

Выйди на совет!

- Часто он так-то бывает? - опросила Настя.

- Где там! Это дива просто, что с ним. Попритчилось ему, что ли, что он набрался.

Перед Петровым днем пришли из Украины ребята, а Гришка не пришел. На год еще там остался.

Ночью под самый Петров день у нас есть обычай не спать. Солнце караулят. С самого вечера собираются бабы, ходят около деревень и поют песни. Мужики молодые тоже около баб.

Пошли бабы около задворков и как раз встретили Степана, ехавшего в ночное. "Иди с нами песни играть", - кричат ему. Он было отказываться тем, что лошадей некому свести, но нашли паренька молодого и послали с ним Степановых лошадей в свой табун. Мужики тоже рады были Степану, потому что где Степан, там и забавы, там и песни любимые будут. Степан остался, но он нынче был как-то невесел.

Стали водить хороводы с разными фигурками.

- Сыграй, Степан, про загадки, - приставали бабы.

- Сыграй, Степка, - говорили ребята.

- Нету охоты, ребята.

- Сыграй, сыграй, - говорили все, образуя просторный кружок, в средине которого очутился Степан.

- И кружок готов! - сказал он, смеясь.

- Теперь играй.

- С кем же играть-то?

- Ну, бабы! Что ж вы стали? Давайте из себя бабу Степке.

Бабы пошли перекоряться: "да я не знаю", "да я не умею", "да иди ты", "пусть идет Аришка"; а Аришка говорит: "Вон Машка умеет".

- Что ж, стало, бабы нет на Гостомле! Бона до чего ложились! - крикнул, развеселясь понемножку, Степан.

- Стой! Давай палку, - крикнул кто-то.

Явилась палка.

- Хватайся, бабы: чья рука верхняя, той играть с Степкой песню.

- Так нельзя, - отвечали бабы.

- С чего нельзя?

- А как неумелой придется?

- Исправди так.

- Ну, сколько умелых?

- Вон Аленка умеет?

- Ну!

- Наташка-солдатка, Анютка-глазастая, Грушка Полубеньева.

- Выходи, бабы, выходи! - командовали ребята.

- Ну кто еще? Бабы молчали.

- Высказывай друг на дружку, по-дворянски: кто еще?

- Настька Прокудина! - крякнул кто-то.

- И то! Настька! Настька! выходи. Ты ведь песельница была.

Настя хотела отговориться или спрятаться, но бабы ее выпихнули в кружок, где стоял певец и кандидатки на занятие женской партии в загадках.

- Вот теперь судьба как велит. Нынче ночь-то ведь петровская, все неспроста делается. Хватайся, бабы!

Бабы стали хвататься руками за палку. Верхняя рука вышла Настина.

- Настьке играть, - крикнули все. Бабы, хватавшиеся за палку, отошли в пестрый кружок, а Настя осталась в середине перед Степаном.