Антон Чехов - Том 28. Письма 1901-1902

Одно только в нем ~ нескладно — это его рубаха . — Вспоминая о своем знакомстве с М. Горьким весной 1900 г., М. П. Чехова писала о его наружности: «С удивлением и любопытством я присматривалась к нему. Удивлял он меня тем, что ходил всегда в длинных русских рубахах-косоворотках (летом в белых, зимой в черных), в сапогах с заложенными в голенища брюками, — вообще производил вид не столько писателя, сколько какого-нибудь мастерового. Но когда он начинал что-нибудь рассказывать, а рассказывал он большей частью о своей жизни, о своих скитаниях по России, то нельзя было не восхищаться красочными описаниями, интересными образными сравнениями и вообще мастерством изложения. <���…> У Горького было природное дарование великолепного и интереснейшего рассказчика» (М. П. Чехова . Из далекого прошлого. М., 1960, стр. 231–232).

3544. М. П. ЧЕХОВОЙ

18 ноября 1901 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ ). Впервые опубликовано: ПССП , т. XIX, стр. 172.

М. П. Чехова ответила 22 ноября 1901 г. ( Письма М. Чеховой , стр. 190–191).

…посылаю тебе письмо ~ от г-жи Перфильевой… — Именье Чехова в Кучук-Кое в 1901 г. было куплено Перфильевой заочно, без осмотра. Позднее, когда покупательница познакомилась с ним, оно ей не понравилось, о чем она и написала Чехову. Чехов переслал письмо Перфильевой Марии Павловне. «Дорогой Антоша, я по совету Е. З. Коновицера сегодня же телеграфировала Перфильевой, чтобы она немедленно прислала доверенного получить обратно деньги за Кучук-Кой, — писала М. П. Чехова. — Деньги же в банке без твоей доверенности мне не выдадут, так что высылай мне ее как можно скорее. Надо тебе заметить, что при продаже я настоятельно требовала, чтобы сначала посмотрели, что покупают, и говорила доверенному, что мне неприятно продавать за глаза. И вот как теперь вышло! Мне очень грустно. Никогда не буду больше ничего продавать. Единственное утешение — опять орехи будем получать из Кучук-Коя. Снова возня с купчей и т. п. неприятности. Виноват тут, конечно, Виноградов со своими глупыми рекламами». Именье Кучук-Кой после смерти Чехова перешло к его брату Ивану Павловичу.

3545. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

19 ноября 1901 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер , стр. 149–150.

Ответ на письмо О. Л. Книппер от 15 ноября 1901 г.; Книппер ответила в ночь с 23 ноября на 24 ( Переписка с Книппер , т. 2, стр. 67–68, 91–92).

Вчера получил ругательное письмо от дамы, купившей у нас Кучук-Кой… — Письмо от Перфильевой (см. примечание к предыдущему письму * ).

…приходил актер-антрепренер, ставящий в Ялте «Трех сестер»… — И. А. Добровольцев. Гастроли его труппы русских драматических артистов начались в Ялте 16 ноября. «Ялтинский листок» (1901, № 165, 21 ноября), в отделе «Театр и музыка», так откликнулся на желание этой труппы ставить «Три сестры»: «Труппа не блещет талантами, а так называемая „обстановочная часть“ вовсе отсутствует <���…> мы берем на себя смелость посоветовать г. Добровольцеву, пока еще есть время, снять „Трех сестер“ с репертуара и поспешить заменой этой пьесы другою, более по плечу своим товарищам. Пусть г. Добровольцев вспомнит свой дебют в этой пьесе в Симферополе <���…> и удержится от покушений на автора „Трех сестер“. Напомним г. Добровольцеву, что писал г. рецензент „Салгира“ о „Трех сестрах“ „<���…> Эта белиберда так нам представившаяся в позавчерашнем исполнении , именующаяся „Тремя сестрами“, собрала однако же, благодаря имени г. Чехова, почти полный театр, давший хороший сбор“. Если в столь оригинальном, выражаясь скромно, мнении рецензента „Салгира“ о пьесе одного из современных столпов русской литературы неповинна труппа г. Добровольцева, то все-таки, нам кажется, уже появления одной такой рецензии именно после исполнения ее труппою г. Добровольцева вполне достаточно, чтобы остановить ее от постановки „Трех сестер“ на жалкой сцене ялтинской курзала».

…становой спрашивал ~ где Горький . — В домовой книге Чехова (см. примечания к письму 3543 * ) указывалось, что М. Горький 19 ноября переехал в Олеиз, где снял дачу.

Толстого лечит Альтшуллер ~ говорил мне в телефон… — И. Н. Альтшуллер вспоминал: «Известно, с какой особенной любовью относился Чехов к Толстому. Во время серьезной болезни последнего зимой 1901/2 годов он страшно волновался и требовал, чтобы, возвращаясь из Гаспры, я хоть на минутку заезжал к нему, а если заехать нельзя, то хоть по телефону рассказал о состоянии больного. И Толстой платил ему таким же отношением и говорил о нем с необыкновенно теплым участием. А когда раза два Чехов приезжал со мною в Гаспру, Толстой все время оживленно с ним беседовал и не отпускал. Как-то на мой вопрос, что за книжка у него в руках, он ответил: „Я живу и наслаждаюсь Чеховым; как он умеет все заметить и запомнить, удивительно; а некоторые вещи глубоки и содержательны; замечательно, что он никому не подражает и идет своей дорогой; а какой лаконический язык“. Но и тут не забыл прибавить: „А пьесы его никуда не годятся, и „Трех сестер“ я не мог дочитать до конца“» ( Чехов в воспоминаниях , стр. 595–596).

3546. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

21 ноября 1901 г.

Печатается по автографу ( ГБЛ ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер , стр. 151–152.

Ответ на письма О. Л. Книппер от 16 и 17 ноября 1901 г. ( Переписка с Книппер , т. 2, стр. 71–72, 74–75).

…не сердись, что пишу тебе не каждый день . — «Вчера не было письма от тебя, сегодня тоже еще нет. Что сие значит? — спрашивала Книппер 16 ноября. — Ты говоришь, что письма ко мне тебя не удовлетворяют, но ты не увлекайся и все-таки пиши, хоть и не хочется, а то я буду беспокоиться».

…с утра явился Лазаревский ~ когда его унесет нелегкая . — Об одном таком посещении Б. А. Лазаревского И. Н. Альтшуллер вспоминал: «Раз поздно ночью раздается телефонный звонок. Голос Чехова. Я встревожился.

— Что случилось?

— Плохо, батенька, опять касторку только что пришлось принять.

— А что?

— Да ведь NN же опять весь день просидел.

Дело касалось молодого писателя, жившего вне Ялты, но часто навещавшего Антона Павловича. Этого же писателя я застал, заехав как-то случайно днем. Он оживленно что-то рассказывал, а Чехов сидел за письменным столом мрачнее тучи, с закрытыми глазами, без пенсне.

— Антон Павлович, а можно спросить, длинную Вы теперь вещь пишете?

— Листа два.

— Вот и мой рассказ тоже, должно быть, листа в два с половиной будет.

Одев пенсне, Чехов вдруг обращается ко мне:

— А знаете, доктор, здешняя касторка куда хуже келлеровской, сравнить нельзя. — Когда через несколько минут позвали к обеду, он любезно предложил посетителю спуститься вниз, пообедать с матерью и передать, что он сейчас есть не хочет, а, может быть, будет позже. Когда гость ушел, он забегал по кабинету и полушутя, полусерьезно сказал: