Антон Чехов - Том 28. Письма 1901-1902

Твой Antoine.

На обороте:

Москва. Марии Павловне Чеховой.

Неглинный пр., д. Гонецкой.

3664. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

9 февраля 1902 г. Ялта.

9 февр.

Оля милая, собака, писал ли я тебе, чтобы ты привезла «Детей Ванюшина»? * Возьми у Маши, кстати прочтешь дорогой. Поезжай на лошадях из Симферополя * , найми почтовых с кем-нибудь пополам или приезжай одна, только поскорей приезжай; будет холодно, имей это в виду, окутайся хорошенько, иначе будешь бита.

Снег, холодно, противно.

Вчера сообщили по телефону, что здоровье Толстого совсем хорошо. Был кризис, температура теперь нормальная.

Дуся моя хорошая, обнимаю тебя и целую. Зачем вы играете пьесу Горького на о ? * Что вы делаете?!! Это такая же подлость, как то, что Дарский говорил с еврейским акцентом в Шейлоке * . В «Мещанах» все говорят как мы с тобой.

Скоро же ты приедешь? Я жду, жду, жду… А погода скверная, скверная…

Еще раз целую мою жену немочку, пайщицу * .

Твой муж А. Актрисин.

3665. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

10 февраля 1902 г. Ялта.

10 февр.

Зюзик, собака, если выедешь 20-го * , как обещаешь, то из Севастополя можешь выехать на пароходе (это будет пятница). На лошадях ехать теперь мучительно, на пароходе же пообедаешь, поспишь; качки, по всей вероятности, не будет, а если будет, то маленькая. Так вот, дусик мой, умоляю, сделай так, чтобы выехать 20-го! Умоляю!

Немировичу я написал * , что театр на паях — это хорошо, но устав их ни к чёрту не годится * . Почему пайщиками Стахович, я, а нет Мейерхольда, Санина, Раевской? * Нужны тут не имена, а правила; нужно установить, чтобы пайщиком делался всякий, прослуживший не менее 3 или 5 лет, всякий, получивший жалованья не меньше такой-то цифры. Повторяю, нужны не имена, а правила, иначе все полетит.

Сегодня задержали около нашего почтового ящика грека, который вытаскивал письма. И я, признаюсь, обрадовался: теперь, когда ты станешь бранить меня за то, что я-де редко пишу тебе, то я буду ссылаться на этого грека.

Дуся моя, родная, светик, красавица, умоляю тебя, в ножки кланяюсь, выезжай из Москвы 20-го, чтобы быть здесь в пятницу! Исполни мою просьбу! Докажи, что ты добрая жена. Попроси барина Владимира Ивановича, он отпустит.

У нас кухарка хорошая теперь, душеспасительная; завела в кухне тишину и спокойствие. Очень религиозна.

У нас возмутительная погода. Снег.

Прочел в двух газетах, будто ваш театр не поедет в Петербург. Правда ли это?

Ну, целую, обнимаю, будь здоровехонька.

Твой Antoine.

Это письмо посылаю 11-го февр<���аля>.

Тут ходят разные слухи о Петербурге, о Москве * . Смотри, если что случится, напиши.

3666. В. Н. СЕМЕНКОВИЧУ

10 февраля 1902 г. Ялта.

10 февр. 1902.

Многоуважаемый Владимир Николаевич!

Прежде всего, большое Вам спасибо за письмо, за то, что вспомнили. Что касается ста рублей * , то я ничего не имею против, но только позволю себе сделать маленькую оговорку. Я подписывал сто рублей лишь за то шоссе, которое пойдет через мелиховские болота * (Залив св. Вареника). Был разговор, что шоссе пойдет до Васькина, а потом через Мелихово (до выезда на Бершовскую дорогу) и что когда начнут его строить до Мелихова, тогда и возьмут с меня деньги. Потом же пошли слухи, которые держатся до сих пор, — слухи, что шоссе закончится в Васькине, а в Мелихове его не будет, ибо-де мелиховская дорога теперь не нужна, по ней никто не ездит, так как через Хотунь прошла железная дорога. Я напишу в земск<���ую> управу (губ.), дам слово выслать сто рублей, как только решат провести дорогу через Мелихово, как ранее говорилось.

Весной я буду в Москве, быть может увидимся и потолкуем. Евгении Михайловне и детям, не исключая и новорожденного, мой нижайший поклон и привет. Желаю Вам всего хорошего.

Искренно преданный

А. Чехов.

3667. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

13 февраля 1902 г. Ялта.

13 февр.

Дусик, собака! На пристань я не приду встречать тебя, так как, вероятно, будет прохладно. Не беспокойся. Встречу тебя в кабинете, потом будем ужинать вместе, потом долго разговаривать.

Вчера неожиданно вдруг получил письмо от Суворина * . Это после трехлетнего молчания * . В письме бранит театр, хвалит тебя * , так как неловко было бы и тебя бранить.

Екатерина Павловна, кажется, уже уехала в Москву * . Если не будет спектакля, то она увидит по крайней мере репетицию, будет иметь понятие.

Членову скажи, что я на сих днях напишу ему * непременно, обязательно. Не о чем писать, а то давно бы написал.

Письма доходят в Ялту не через 3, а через 5 дней. Это письмо, которое я посылаю 13 февр<���аля>, ты получишь 17–18 февр<���аля>. Вот увидишь! Стало быть, напишу тебе завтра еще одно письмишко, а затем — шабаш! Затем, немного погодя, вступаю в свои супружеские обязанности.

Когда приедешь, пожалуйста, ничего не говори мне об еде. Это скучно, особенно в Ялте. После того, как Маша уехала * , всё перевернулось и идет по-старому, как до приезда Маши, и иначе невозможно.

Читаю Тургенева. После этого писателя останется 1/8 или 1/10 из того, что он написал, все же остальное через 25–35 лет уйдет в архив. Неужели будильницкий художник Чичагов тебе когда-нибудь нравился? * Ой, ой!

Зачем, зачем Морозов Савва пускает к себе аристократов? * Ведь они наедятся, а потом, выйдя от него, хохочут над ним, как над якутом. Я бы этих скотов палкой гнал.

У меня духи есть, но мало. И одеколону мало.

Целую мою дусю, жену мою ненаглядную, и жду ее с нетерпением. Сегодня пасмурно, не тепло, скучно, и если бы не мысли о тебе, о твоем приезде, то кажется бы запил.

Ну, обнимаю немочку мою.

Твой Antoine.

3668. М. А. ЧЛЕНОВУ

13 февраля 1902 г. Ялта.

13 февр. 1902.

Дорогой Михаил Александрович, Вы сердитесь? Вы браните меня за то, что ничего не пишу? Право, писать решительно не о чем. Толстой, слава богу, уже выздоровел * , воспаление легких кончилось, весна, по-видимому, еще не начинается, интересных людей не видаю и ни нового, ни интересного ничего не слышу.

Будем писать о прошлом. Прежде всего, большое, сердечное Вам спасибо за письмо и за хлопоты на съезде * . Во время съезда я чувствовал себя принцем, телеграммы поднимали меня на высоту, о какой я никогда не мечтал * . Только вот одно: зачем, зачем портрет работы Браза? Ведь это плохой, это ужасный портрет, особенно на фотографии. Я снимался весной у Опитца на Петровке, он снял с меня несколько портретов, есть удачные, и во всяком случае лучше бразовского. Ах, если бы Вы знали, как Браз мучил меня, когда писал этот портрет! Писал один портрет 30 дней — не удалось; потом приехал ко мне в Ниццу, стал писать другой, писал и до обеда и после обеда, 30 дней — и вот если я стал пессимистом и пишу мрачные рассказы, то виноват в этом портрет мой.