Михаил Левитин - Брат и благодетель

Но это не произойдет, потому что он - навсегда, и стихи навсегда, и революция.

- Ты видела? Ты видела? - бросился он к Наташе, когда репетиция окончилась. - Хорошо, правда?

- Очень хорошо, - тихо сказала она, немного стыдясь своего аккуратного провинциального вида рядом с расстегнутой рубашкой мужа, выпущенной поверх затрапезных полотняных штанов, со всем его несерьезным обликом разгоряченного разбоем разбойника.

- Все? - спросила она. - Тебе можно пойти со мной?

- Куда? - удивился он. - Домой еще рано.

- Ты собирался купить кое-что на ужин, помнишь? Ты хотел, чтобы я твоему Соломону Моисеевичу надиктовала...

- Ну и ну, - смутился он, - какой же я дурак, Наташка, я эти деньги Соломону с утра отдал.

- Откуда он знает, что надо купить?

- Да, в том-то и дело, что ничего он не знает, вечером спектакль, а у нас фонарь перед театром разбили, люди в темноте будут, как в гробу.

- И он пошел новый фонарь купить?

- Ну да, если найдет! Ампир, как говорится! Нужно соответствовать!

- Ага, - сказала Наташа. Она сдерживала слезы, представляя, как расстроится мама, дочка. - Ага! Значит, мы сегодня можем вечером прийти к тебе в театр и увидеть новый фонарь?

- Ну, конечно! Если достанет.

- Мы придем, - сказала Наташа, - обязательно.

14

Не по-летнему тяжелый дождь падал толстыми скрученными жгутами, будто карал за что-то. В дожде путались и сбивали друг друга американцы. М.М. старался пропускать тех, кого удавалось увидеть в дожде, сам оставался на месте, спешить было некуда.

- Эй, раззява! - крикнул из дождя кто-то. - К тебе, к тебе обращаюсь, помоги перетащить товар, это мыло, оно у меня в минуту размокнет!

- Пожалуйста, пожалуйста! - крикнул Гудович и кинулся на голос.

Его сразу же ударило потоком из фоновой трубы, и, обогнув угол дома, он слета наткнулся на толстяка, как наседка, пытавшегося прикрыть собой несколько ящиков, стоящих на земле.

- Прямо стихийное бедствие какое-то, не было, не было - и вдруг, причитал толстяк. - Бери ящик и тащи вон к тому фургону, я уже несколько сам перенес, боюсь - умру, у меня язва, а ты - здоровый?

- Вполне, - сказал Гудович и вгляделся в товар. Мыло ежилось от дождя.

В детстве ему никак не удавалось обхватить ладошкой такой же большой коричневый кусок хозяйственного мыла и отнести на кухню бабушке, а потом и не просил никто, мыло так и осталось для него чистой геометрией.

- Я их пока постараюсь фанерой прикрыть, они лыком переложены, да разве тут поможет лыко, беги, не урони!

И Гудович побежал. Ящики казались необыкновенно тяжелыми, к какому из стоящих в нескольких метрах фургонов его послали, Гудович не мог понять и заметался в дожде.

- Идиот! Куда тащишь? Не поскользнись! И на землю не ставь! Хорошенькое начало!

- Я не идиот, - возразил Гудович и бросился к другому фургону.

С каждым ящиком груз становился все легче. Казалось, товар размок, и выкипел по дороге, на самом же деле он набряк от дождя, только доски внизу стали скользкими и липкими. Дикая жажда работы охватила его, почти отчаяние, ему хотелось бежать и бежать под дождем, пытаясь сохранить равновесие, прижимая к себе ящики, пока не надорвется и лопнет ненужное беспокойство, давно засевшее у него внутри, ему не себя было жалко, а то, что ящиков осталось совсем немного. Это было страшно ответственно - бежать под дождем с кусками мыла, готовыми превратиться в желе. Во что превратился костюм, он и не задумывался.

- Так хорошо брали! - пожаловался возникший из дождя толстяк. - Пять ящиков в два часа разошлись! Лучшее мыло в Филадельфии, я сам варю.

- Так вы - мыловар? - спросил Гудович, пробегая.

- Мыловар.

- Ах, какой молодец! ... А это трудное дело - варить мыло? - спросил он, вернувшись.

- С бабой легче, - сказал мыловар. - А я - вдовец. Тебе помочь?

- Я сам справлюсь.

Дождь мешал немного. Гудович кинулся за одним из последних ящиков и схватив его сразу же наткнулся на что-то острое, дочки разошлись и освободился гвоздь, проткнувший ладонь, выступившую кровь тут же смыло дождем, теперь Гудович бежал верным путем к фургону, чувствуя как отчаяние с каждой минутой замещается весельем. Последние три ящика он принес, когда вокруг почти что развиднелось, дождь еще припугнул немного и вместе с тучей ушел себе на восток.

- Не занозился? - спросил мыловар. - Ты без перчаток, дерево плохое, тара меня никогда не заботит.

- Все надо продумать, - сказал Гудович.

- Что?

- Я говорю - хорошо бы все продумать. На случай дождя и на другие случаи.

- Главное - мыло продать. Пусть другие продумывают, мне продумывать нечем, думалка плохая, зато мыло я варить умею. Вообще-то я не доверяю никому, - сказал он. - Если бы не дождь...

- Еще бы - стихия!

- Стихии я тоже не доверяю, здесь в городе ухо надо держать востро. Видят: дождь. Раз - и утащат!

- Украдут? - засмеялся Гудович. - Нелегкие ящики-то!

- Но вы-то сладили! Вот как бежали - девять ящиков в считанные минуты. А представьте себе, что вы - вор...

- Ну, это трудно представить...

- А вы представьте, представьте!

Гудович представил.

- То-то! - торжествующе сказал мыловар.

Теперь он мог разглядеть присевшего перед ним на корточки человека, и догадаться, что он ошибся в выборе грузчика.

- Такой товар, такой товар! - сконфуженно повторял он. - Только я сюда почаще решил ездить - и вдруг целая прорва воды! Вы посчитайте - в каждом ящике семьдесят кусков, каждый кусок, по двадцать пять центов помножьте, а ящиков еще девять осталось!

- Ничего вы еще и эти сумеете продать.

- Суметь-то сумею, а переварить, а нарезать!

Реденькие волосы мыловара успели обсохнуть после дождя и обиженно улеглись маленькими золотыми колечками. Гудовичу стало жаль мыловара.

- Если что, - сказал он, - вы знаете, где меня найти...

- А вы здесь всегда стоите? - оторопел мыловар.

- И, правда, не всегда, - засмеялся Гудович, - это я чепуху сказал.

- А что это у вас на руке - кровь? Занозились все-таки?

- Я дома перевяжу.

- Домой вас жена не пустит, - сказал мыловар. - Вы теперь обмылок какой-то.

- Пустит, я ей все объясню.

- Что объясните? Что я вас, как безработного, заставил ящики с мылом таскать, чудак вы какой! Вы ей лучше гостинца купите, вот я вам сейчас три доллара дам, берите, берите, заработали! И не очень ругайте меня, товар такой, не для дождя, понимаете? А если уж совсем между нами, - сказал он мрачно, - можно и лучше варить, мыло должно воды не бояться.

И уехал, оставив Гудовича с первыми, заработанными вручную тремя долларами - ни то, ни се.

15

- Не кажется ли вам, что план, предложенный докладчиком, может быть с успехом воплощен на любой из сцен Антанты? - спросил Мастер.

Его так и называли - Мастером. Имя было уже неважно.

Предыдущий же скромный докладчик такого громкого титула не имел, к нему обращались на "ты" и по имени - Игорь. Это его экспликация новой пьесы угрожала стране Советов.