Виктор Лихачев - Кто услышит коноплянку

- и стихи, соответственно, читались другие. Когда же становилось еще тяжелее, помогала какаянибудь мелодия, приходившая в тот момент на ум. Разумеется, когда сил не оставалось - тогда Кирееву было не до песен и не до стихов. Но все это войдет в систему позже. Позже он узнает: случаются в жизни такие ситуации, когда не то что идти, петь или декламировать стихи не хочется нет сил даже лечь и умереть - и тогда остается только надеяться на чудо... Повторяю, обо всем этом Киреев узнает позже, а пока он возвратился на возвышенность и пошел по другой дорожке. Более узкой, но оказавшейся верной. Еще час - и уже Выгоновский остался в прошлом. Михаил шел и удивлялся: всего две ночи провел он вне Москвы, всего лишь второй день идет по России, а скольких хороших людей уже встретил, сколько имен, фамилий, названий деревень в его записной книжке. И не поймешь, чего пока в этой дороге больше - радости или грусти. Расставаясь с людьми, он прощался с ними навсегда. А эти села и деревушки! Вчера он зашел в одну из них, она называлась Дьячье. Долго шел мимо бывших крестьянских усадеб, разрушенных хозяйственных построек. Сразу было видно, что некогда в Дьячьем жило сотни людей. Киреев долго сидел у церкви, точнее, у церковных развалин. Неслышно подошел человек. Назвался Сергеем. Оказалось, что в селе остался всего лишь один жилой дом, в нем Сергей жил с матерью. Сергею на вид было около сорока. Он оказался словоохотливым, рассказал и о том, какая красивая церковь раньше была в их селе, и о том, что не женат. Уехал бы в город, да мать бросать не хочется, а она хочет умереть здесь. Неожиданно в голову Киреева пришла мысль, которая поразила его.

- Послушайте, Сергей, - сказал он мужчине, - а ведь может сложиться так, что вы станете последним жителем Дьячьего. Представляете, сколько веков стояло ваше село, сколько людей, живших здесь, лежит вот на этом погосте. И вот вы - последний в этой цепочке. Сергей, до этого оживленно болтавший с незнакомцем, задумался. Потом сказал:

- Правда. Даже не по себе как-то стало. Получается, меня не станет - и конец Дьячьему? Они молчали. В проросшей на битых кирпичах траве беззаботно стрекотали кузнечики, да во дворе дома Сергея голосил петух. Все остальное - тишина. И показалось Кирееву, что сидит он на поминках. Но похоронили не человека, нет, а что-то очень большое-большое, чему даже названия не подберешь.

Но Дьячье тоже уже осталось в прошлом. Сейчас Михаил думал о том, как дойти до речки Бобрик. Дорога вошла в лес, становясь все уже и уже, превращаясь в едва заметную тропу. Чтобы в сердце не вошла тревога - ведь если в поле он умудрился заплутать, что же можно ждать от леса, - Киреев стал вслух читать стихи, пришедшие на память. Не смейтесь, но это были стихи из детской книги "Хоббит" английского писателя и ученого Толкиена, которую Киреев очень любил. Дорога вдаль и вдаль ведет,

Через вершины серых скал К норе, где солнце не сверкнет,

К ручью, что моря не видал. По снегу зимних холодов

И по цветам июньских дней, По шелку травяных ковров

И по суровости камней. Дорога вдаль и вдаль ведет,

Под солнцем или под луной, Но голос сердца позовет

И возвращаешься домой. Молчишь, глядишь, глядишь кругом,

И на лугу увидишь ты Знакомый с детства отчий дом,

Холмы, деревья и цветы. Вначале Киреев собирался дойти до деревни Зайцево и там отдохнуть, но когда он вышел из леса и оказался на берегу крошечной речушки, а это и был Бобрик, силы оставили его. Ласково светило солнце, ветерок почти утих, еле слышно порхая только по верхушкам берез. Комариная пора еще не наступила, а потому Кирееву никто не досаждал. Огромная стрекоза пролетела над ним. Села на лист рогоза и уставилась на него своими огромными глазищами. К ней подлетела другая стрекоза, они кружились в воздухе... Было так тихо - только журчание воды и трепет этих крылышек. Михаил, засыпая, подумал о том, что это не стрекозы, а эльфы из сказки Толкиена. Это они, маленькие прекрасные создания, навевают ему сон, смежают веки... Проснулся Киреев также тихо, как уснул. Всего лишь открыл глаза - та же река, та же чистая молодая зелень леса. Даже стрекозы продолжали кружиться над водой. Только что-то темнее стало. Киреев посмотрел на часы и ахнул: половина седьмого! Он умудрился проспать больше шести часов. Странно, но впервые за многие недели даже захотелось есть. Михаил поспешно закинул рюкзак за спину и быстро зашагал вперед. В смелых утренних планах он видел себя вечером в Мишенском. Теперь это было утопией - вот тебе, Кира, еще один урок. Но коррективы в своем маршруте Киреев сделал: сокращая путь, он миновал Зайцево. Встретившийся пастух сказал ему, что "вот ентим путем вы, товарищ, прямками в Бакину и упретися, а оттудова идите на Лентево. Хорошая дорога, товарищ. А уж с Лентево вам подскажут, как до Мишенскаго дойтить". Киреев посмотрел на карту. Точно, и Бакино есть, и Леонтьево, а там до родины Василия Андреевича Жуковского совсем близко. Разумеется, дойти он не успеет, но нужно сделать так, чтобы завтра можно было бы спокойно посмотреть усадьбу поэта и дойти до Белева. Он поблагодарил пастуха: "Спасибо вам, товарищ", и поспешил вслед за убегающей серой лентой дороги. Откуда ему было знать, что в Зайцево его весь день прождали четверо людей? Откуда ему было знать, что через Бобрик в Зайцево ведут две дороги и что само Зайцево - это как бы два населенных пункта, разделенных ручьем: небольшая деревня и большой поселок. Идя по лесу и оказавшись очередной раз перед раздвоением пути, Киреев второй раз ошибся и умудрился выйти к дороге, по которой почти никто не ездил. Впрочем, ошибся ли он - вот вопрос. В этом случае Его Величество Парадокс вновь доказывал свое всесилие.

А Шурик и компания, взяв в Болхове много пива, сначала сидели весело, наслаждаясь пивом, хорошим днем и предвкушая окончание дела. Но чем дольше они сидели, тем больше злился Гнилой, мрачнел Бугай, беспокойнее становилось на душе у Юли. Только Шурик, казалось, оставался так же спокоен. Откуда им всем было знать, что стоит пройти вверх по речушке, по хорошему, не болотистому берегу с километр, как можно придти к другому мосту, недалеко от которого безмятежно спал человек, которого они так хотели увидеть... Когда же Киреев был уже на полпути в Бакино, компаньоны переругались. Бугай предлагал двоим ждать здесь, а двоим идти пешком в сторону Герасимова дорогой, по которой должен был проходить "этот гад". Шурик, в свою очередь, хотел, чтобы двое ждали здесь, а двое в Зайцево. Гнилой советовал продолжать "сидеть здесь и не рыпаться". И только Юля молчала... * * *

- Алло, тезка, ты что делаешь? - Это была Мещерская.

- Собираюсь ложиться спать. Кое-что почитать взяла.

- Случайно не атлас птиц? - засмеялась Софья.