Дмитрий Мамин-Сибиряк - Том 10. Сказки. Воспоминания. Письма

Мой сердечный привет Вашей уважаемой супруге, Наталье Николаевне и Марии Егоровне. При случае передайте мой поклон Борису Осиповичу, которому все собираюсь написать.

Целую Вас, дорогой Онисим Егорович, и желаю всего лучшего.

Всегда Ваш

Д. Мамин.

Милая мама,

Извини, дорогая, что не писал тебе целых две недели. Поверь, что было действительно некогда: если бы у меня был хвост, то, кажется, писал бы и хвостом. Работа на меня валится со всех сторон, так что едва успеваю повертываться. Печатаю роман «Золото», это само собой, да, кроме того, пишу по пяти статей зараз: для сборника в пользу голодающих, изданного (?) «Русскими ведомостями», написал легенду, потом для двух детских журналов., потом для «Русского богатства», имеющего выходить под новой редакцией, для «Иллюстрации», для «Русских ведомостей», «Новостей» — не упомню всего сам. Столько работы важно в том отношении, чтобы обставить себя на будущее время, а о будущем пора подумать. Пишу ежедневно около 10 000 букв…

Кстати, сообщу новость: Рубинштейн присылал ко мне одного из своих адъютантов за легендой о Кучуме, из которой хочет сделать оперу… Выйдет из этого что-нибудь или не выйдет — трудно сказать. Жаль только, что я поздно напечатал эту легенду, ибо Рубинштейн уезжает на 1,5 года в Америку, да и стар он. Все-таки будем довольны и вниманием великого человека. В сущности все оперы балаган и очень скверный балаган, и я никогда не хожу смотреть на них. Это не искусство, а черт знает что такое.

Самая главная новость в Петербурге — страшные холода. Вот уже целую неделю стоит около 25 градусов — это как в Екатеринбурге.

Целую тебя, милая мама, и сродников.

Твой Дмитрий .

Дорогой Авва,

Собрался написать Вам только сейчас, ибо был завален срочной работой. Достаточно сказать, что сейчас только кончил десятый лист — это в три недели.

Приходится усиленно гнать статьи, так как после пасхи я прохворал целую неделю, а это большой дефицит в моем хозяйстве.

Теперь перехожу к делу, именно, к Вашей пиэсе. Из газет. Вы уже знаете, как она прошла, но из газет же Вы знаете, что такое наша театральная рецензия и как она пишется. Для меня это еще больше понятно, потому что я лично знаю этих борзописцев.

Большой ошибкой было ставить пиэсу не в конце сезона, а прямо в хвосте — тут и публики нет и актеры играют через пень колоду. Затем, пиэса поставлена на Михайловском театре, где одни цены убьют какую угодно пиэсу. Первый ряд кресел стоит 6 р., а в восьмом я заплатил 3 р. Виноват во всем дурак Куманин, который не умел выговорить необходимых условий. Из исполнителей хорош был один Ленский, игравший Никитушку, и только отчасти Дунечка — Потоцкая. Вообще пиэсу провели крайне вяло и даже не знали ролей. Мне один рецензент говорил, что актеры нарочно проваливают в это время пиэсы, чтобы избавиться от обязанности играть после пасхи. Это большое свинство, как свинство и рецензентское… Наша императорская сцена стоит ниже всякой критики, и публика не ходит в театр. Александров-Крылов окончательно достукает дело… Пишу то, что хорошо знаю. Отдавать им пиэсу, значит ее погубить, а если уж ставить, так только в Москве.

Я вынес из театра, когда шла Ваша пиэса, самое грустное впечатление и был рад, что Вы не могли видеть происходившего. Не преувеличивая, скажу, что частная антреприза относится к делу гораздо добросовестнее. Все это очень и очень грустно и обидно, особенно по сравнению с постановкой дела у французов, которые играют в том же Михайловском театре.

Я живу, Аввушка, по-прежнему. Жду мать и сестру, а лето буду опять в Павловске. Нужно усиленно работать.

Лобызаю в уста сахарные и желаю всего хорошего.

Ваш Д. Мамин .

Милая дорогая мама, твое извещение о сумасшествии Казанцева произвело на меня грустное впечатление. Для чего человек целую жизнь грабил и обирал публику? Кому это было нужно и кому достанутся награбленные сокровища? Я видел много богатых наследников, как сын Рубинштейна, сын Щедрина, сын Достоевского (завел скаковую конюшню), сын второй Демидова — все это глубоко несчастные люди, придавленные родительскими капиталами. Мы раз разговорились с Чеховым на эту тему. У него нет ни жены, ни детей, и разговор имел чисто теоретическое значение. Чехов заявил категорически, что, если бы у него были дети, он не оставил бы им буквально ни гроша, потому что не желает их губить. Это глубоко верно, а я прибавлю к этому, что нужно оставить детям столько, сколько необходимо для скромного существования, и не больше того. Я имею в виду, конечно, свою Аленку…

Мы живем по-старому. Аленка здорова. Тетя Оля все интересуется, какое впечатление произвели на Дмитрия Аристарховича посланные драпировки. Все кланяются.

Целую всех.

Твой Дмитрий .

P. S. Скоро вышлю тебе денег.

Отвечаю сразу на два Ваших письма, Маруся, и прежде всего благодарю за фотографию, которая мне будет напоминать «июль 94 г.». Посылаю Вам фотографию Аленки, снятую в июне, когда ей было 2 года, — той фотографии, которую Вы у меня видели, у меня второго экземпляра нет.

Теперь о письмах. Вот не умею писать, и конец тому делу. Странно, что в своих рассказах я пишу недурные письма, а лично от себя не умею. Это мой недостаток, в котором охотно каюсь. С большим удовольствием читаю Ваши письма и могу только завидовать. Право, Маруся, так…

Что Вам сказать о себе и своей жизни — все по-старому. Петербург мне давно надоел, и я с радостью переселился бы куда-нибудь в провинцию, но пока это только одна мечта. За последнее время у меня особенно много неприятностей, и я часто подумываю о Вас — приехать, отдохнуть, поговорить. У нас тоже осыпаются листья и тоже холодно, но я люблю осень, потому что не тянет из дому — сидишь и строчишь. Кстати, только кончил два романа, как приходится начинать новых два, не считая мелких статей. Достаточно сказать, что в течение месяца я кончил роман в «Рус.[ское] бог[атство]» и «Мир божий», потом написал по рассказу в «Вокруг света», в «Детское чтение», в «Детский отдых» и в «Рус.[ские] ведомости», а сейчас пишу для «Артиста». Итого, шесть изданий. Как видите, я не сижу, сложа руки, и Вы меня извините, если я не всегда аккуратен по части писем. Да, опадают осенние листья, что мне напоминает собственную осень. Много было пожито и пережито, а, строго говоря, не стоило жить. Ведь каждый, в конце концов, приходит к заключению, что его жизнь сложилась совсем не так, как бы следовало — право, для этого не стоило жить. Впрочем, не стоит говорить. Остается смотреть на себя уже со стороны…