Николай Гоголь - Том 2. Миргород

Из сказанного видно, что ни издание 1842 г., ни издание 1855 г. не могут быть положены в основу выработки канонического текста повести, так как они засорены посторонними редакторскими исправлениями. В основу должен быть положен текст, подготовленный к изданию самим Гоголем в 1842 г., т. е. текст автографа ( РК 1); недостающие места следует взять из писарской копии, куда они переписывались с исправленного экземпляра „ Миргорода “ (в нескольких случаях текст брался из „Миргорода“ без изменений и таким образом может быть проверен непосредственно по изданию „Миргорода“). Лишь в следующих случаях мы отступаем от рукописи, исправляя предполагаемые описки или восполняя пропуски:

Стр. 70, строка 19 : скрылся в толпе ( РК 1, РМ 2: в толпы).

Стр. 70, строка 20 : Прикажете ( РК 1, РМ 2: Прикажите).

Стр. 87, строка 16 : не распознавая ( РК 1, РМ 2: не распозная).

Стр. 87, строка 17 : голубка не видя ястреба ( РК 1, РМ 2 „ястреба“ нет ).

Стр. 95, строка 12 : огнем от лампады ( РК, РМ 2, П : огнем от лампы; принимаем чтение Тр , не имея уверенности, что „лампы“ — не описка).

Стр. 96, строка 17 : два молодые клирошанина в лиловых мантиях ( РК 1, РМ 2: клироса).

Стр. 100, строка 30 : лампада ( РК 1, РМ 2, П : лампа).

Стр. 104, строка 13 : сжав белоснежными зубами свою прекрасную нижнюю губу ( РК 1, РМ 2 „губу“ нет ).

Стр. 104, строка 15 : чтобы он не видел ( РК 1, РК 2 „он“ нет ).

Стр. 134, строка 28 : родившим его ( РК 1, РМ 2: их).

Стр. 158, строка 25 : порядочное количество гайдуков ( РК 1, РМ 2, М — „гайдуков“ нет ; восстанавливается по РЛ 1).

Стремясь восстановить в нашем издании текст „Тараса Бульбы“ в том виде, как он появился у самого Гоголя в результате долгой и сложной работы, мы не считаем возможным ввести в основной текст и поправки издания 1855 г. К соображениям, высказанным выше (случайность поправок, стилевая направленность многих из них, отличная от всего текста повести, незаконченность поправок, неполная автентичность их), можно добавить еще одно соображение. Поправки Гоголя были сделаны в расчете на текст издания 1842 г. и, повидимому, имели в виду несколько сгладить редакторский произвол Прокоповича; в ряде случаев их просто невозможно отделить от текста издания 1842 г. На некоторых примерах это видно особенно убедительно. В РК 1 Гоголь пишет о стенах (в осажденном городе), косвенно перекрещенных „деревянными же связями“. Переписчик прочел последнее слово, как „сваями“; это чтение было удержано и Прокоповичем. В издании 1855 г. Гоголь исправил его на „брусьями“. В фразе: „Гущина звезд, составлявшая млечный путь, косвенным поясом переходившая небо“, слово „косвенным“ не было разобрано переписчиком и из издания 1842 г. выпало; Прокопович исправил „небо“ на „по небу“, а Гоголь изменил „гущину“ на „густоту“ и после „путь“ вставил союз „и“. Отбрасывая поправки Прокоповича, но сохраняя сделанные в расчете на них гоголевские поправки, мы создали бы новые, несуществовавшие в действительности варианты, то есть новые искажения гоголевского текста.

Приступая к „Тарасу Бульбе“, Гоголь имел за собою ряд попыток создания исторической повести и даже романа. И „Страшная месть“ и „Гетьман“ написаны на тему казацко-польских войн. В самом облике украинского магната и полководца Данила Бурульбаша можно обнаружить черты, впоследствии развитые Гоголем в облике Тараса. Правда, собственно исторический элемент играет в обеих повестях второстепенную, подчиненную роль. В „Страшной мести“ отдельные исторические детали совершенно заслонены легендарно-сказочною основою повести и лишь кое-где неясно намекают на какие-то исторические события (ср., например, в начале повести: „Приехал на гнедом коне своем и запорожец Микитка прямо с разгульной попойки с Перешляя поля, где поил он семь дней и семь ночей королевских шляхтичей красным вином“); в сохранившихся отрывках романа „Гетьман“ исторический фон лишь намечен. Но в отрывках „Гетьмана“ видно уже стремление автора к историческому бытописанию. „Гетьман“ творчески связан с „Тарасом Бульбой“, и отдельные детали воспринимаются как предварительные наброски позднейшей повести. В „Гетьмане“ мы встретим и прообраз будущего описания усадьбы Бульбы, и детальное описание угнетения православных крестьян евреями-арендаторами, и ряд запорожских типов, экскизных набросков того собирательного типа запорожца, который впоследствии также был развернут в гоголевской повести. Даже историческая датировка событий „Гетьмана“, — насколько можно судить по сохранившимся отрывкам, совпадает с авторской хронологией событий „Тараса Бульбы“.

Что касается исторической основы „Тараса Бульбы“, то следует иметь в виду большую неопределенность сообщаемых в ней самим Гоголем хронологических данных. В начале повести он говорит о Тарасе как об одном из характеров, „которые могли только возникнуть в грубый XV век“ (46); несколько дальше, однако, упоминается уже XVI век. Указание на возникновение характеров, подобных Бульбе в XV веке еще не означает датировки действия XV веком; существеннее другое: ряд данных (обучение сыновей Бульбы в Киевской Академии, гетман Николай Потоцкий, Остряница) заставляет относить действие не к XVI, а к половине XVII века. И. М. Каманин видел в самом Тарасе Бульбе некоторые черты исторического Богдана Хмельницкого (у которого два сына были убиты поляками), а в словах Гоголя: „Тарас гулял по всей Польше со своим полком…. и уже доходил до Кракова“ — прямое указание на войны времен Хмельницкого, когда некоторые полковники (Богун, Перебийнос) действительно были почти совершенно независимыми в своих действиях. Ко времени Хмельницкого повесть Гоголя может быть приурочена и по изображению неудачной осады Дубна (до того времени летописи не дают никаких сведений об осаде города запорожцами).

Но связывать личность Тараса с каким-либо определенным историческим лицом не обязательно. Гоголь, очевидно, и не стремился к портретному и биографическому сходству, предпочитая дать собирательный образ казацкого героя. С неменьшим основанием можно было бы, например, отыскивать в Тарасе Бульбе черты „гетьмана Тараса“, — Тараса Федоровича Трясила, предводителя восстания реестровых казаков (1630 г.), разбившего на голову польское коронное войско во главе с Конецпольским. Столь же необязательно и точное хронологическое приурочение событий „Тараса Бульбы“, поскольку и сам Гоголь, очевидно, не заботился о хронологической точности.

В конце февраля или в начале марта 1834 г. Гоголь получил от молодого харьковского ученого И. И. Срезневского первые два выпуска „Запорожской Старины“ — собрания украинских исторических песен (дум) и преданий. В своем ответном письме к Срезневскому Гоголь формулировал свой взгляд на современное состояние источников для украинской истории, которою в то время он усердно занимался: „Вы сделали мне важную услугу изданием «Запорожской Старины»“, — писал Гоголь (6 марта 1834 г). „Где выкопали вы столько сокровищ? Все думы, и особенно повести бандуристов, ослепительно хороши. Из них только пять были мне известны прежде, прочие были для меня все — новость! Я к нашим летописям охладел, напрасно силясь в них отыскать то, что хотел бы отыскать. Нигде ничего о том времени, которое должно бы быть богаче всех событиями“… Только Конисского (т. е. „Историю Русов“) выделял Гоголь из общей массы, ибо Конисский „выхватил хоть горсть преданий и знал, о чем он пишет“. Мысль, выраженная Гоголем, о народных песнях как живой иллюстрации бытовой (а отчасти и политической) истории, была развита Гоголем в статье „О малороссийских песнях“, включенной в „Арабески“.