Николай Гоголь - Том 9. Наброски, конспекты, планы

Около средины XIV <���века> Венеция владела в Италии только узким морским берегом, пограничным с ее озерами, называвшимся Dogato. Нейтральная в ссорах между церковью и империей, между свободными городами и их победителями, она была равно почитаема от обеих партий, но никто из них не смел просить ее союза. Но быстрые успехи Мастино де ла Скала, синьора веронского и некоторые частные обиды принудили сенат соединиться с флорент<���инцами> против него. Вилльяни говорит об этом союзе как о самом лестном для своих сограждан, ибо, говорит, венециане по своему могуществу никогда не вступали <���в союз> ни с каким городом италианским. Следствием союза было присоединение земли Тревизской к Венеции; но Венеция не делала других завоеваний в XIV веке. Она потеряла даже Тревизу в несчастной <���битве при> Хиоцце и возвратила ее только в 1389. Она не делала никакого покушения остановить Иоанна-Галеаса Висконти, который, ниспровергнувши фамилию Скала, распространился почти до самого Адриатического моря и которого могущество привело земли в потрясение. Он оставил двух сыновей, Иоанна-Марию и Филиппа-Марию, младенцев, под опеку матери, не имевшей величия своего места. Ее неумение и честолюбие начальников, командовавших нанятыми войсками ее супруга, произвели распадение этого великого могущества. Бергам, Ком, Лоди, Кремона и многие другие взбунтовались и возвратились большею частью под правление их древних принцев-похитителей, ниспровергнутых Висконти. Партия гвельфов после долгого изгнания опять показалась. Франциск Каррара, синьор падуанский, покровительствовал этой революции, чтобы овладеть Вероной, и грозил привести под свое могущество все города по ту сторону Адижа. Для венециан не было фамилии ненавистнее Каррара. Бездейственные против Галеаса, они вооружились против меньшей опасности. Падуа и Верона подпали их власти. Герцог миланский уступил им Виченцу; Франциск Каррара был удавлен в венецианской темнице. Несмотря на беспорядки в Милане, сенат не предпринимал дальнейших предприятий. Венециане не имели этой жажды завоеваний, заставившей впоследствии позабыть их древнюю политику. У них оставалось еще несколько человек, воспитанных в мудрых правилах древней политики, которые употребляли всю свою власть, чтобы удалить честолюбивые проекты. Сануто (Sanuto) сохранил любопытные подробности о богатстве и коммерции Венеции в это время. Он их влагает в уста дожа Монсениго, которого он представляет, обязывающего незадолго до своей смерти граждан не предпринимать войны против миланцев: «Пользуясь миром, Венеция обращает в различных частях света капитал из 10 миллионов червонных, который приносит ей пользы на 4 миллиона в год. Оценивают наши дома в 7 000 000 и годовой доход за наем их в 500 000. Наша коммерция употребляет 3000 коммерческих судов; 43 галеры и 300 кораблей меньшей величины, носящиеся на 19 000 морских миль, утверждают наше могущество морское. Наши мастера выбивают миллион червонцев в год. Мы извлекаем из одних земель миланских миллион червонных в деньгах и на девятьсот тысяч в сукне: можно считать на 600 000 червонцев пользу, доставляемую нам этою торговлею. Если вы будете постоянно в системе, доставившей вам такое изобилие, вы сделаетесь обладателями всех богатств христианского мира. Но война и, сверх того, война несправедливая, приведет вас к разрушению. Уже присоединение Вероны и Падуи стоит вам 900 000 червонцев. Издержки, которых требует защита этих мест, превзойдут их доходы. Вы имеете между вами много людей отличных честностью и опытностью, выбирайте из них мне последователя, но берегитесь Франциска Фоскари. Если он будет дож, вы увлечетесь в войну, доставляющую вам бедность и бесчестие». Монсениго умер, Фоскари избран дожем, предсказание исполнилось. Герцоги Милана возвратили свои владения так же быстро, как лишились их. Иоанн-Мария, чудовище даже из Висконтиев, убийца своего меньшего брата Филиппа, принял правление Милана и Павии, составлявшей почти всё его государство. Слабый и не воинственный от природы, он был обязан великому полководцу этой военной эпохи, Карманьолю, и деспотизму новых правителей взбунтовавшихся городов, приведшему их в расположение к Висконти, возвращением своих древних владений от берегов Сезии до Адижа. Его успехи не остановились бы там, если бы он не оскорбил Карманьоля. Знаменитый полководец удалился в Венецию и возбудил к войне <���венецианцев>, уже уговариваемых Флоренцией и герцогом савойским. Венециане получили тогда с другой стороны важные выгоды. Они покорили Фриуль и часть Истрии, бывшей под управлением соседнего прелата, патриарха аквилейского. Они вошли в этот новый союз, и с помощью Карманьоля в продолжение двух лет сделались обладателями Бресчии и Бергама и распространили свои границы даже до Адды, где никогда еще не были.

Город приморский, как Венеция, мог делать свои завоевания только с помощью наемных войск. В 12–13 веке, в войнах против императора или между собою, казалось, всё народонаселение обращалось в милицию. Один город вооружал иногда от 20 до 30 тысяч. Всякий, следуя ремеслу своему или кварталу, в котором обитал, знал свое знамя и капитана, чьим приказаниям следовал. В сражении carroccio была точкой соединения, веретеном всех движений. Это был род повозки, выкрашенной красной краской, на которой возвышалось знамя города. Нужно было четыре пары быков, чтобы везти carroccio миланскую; быки были покрыты с ног до головы красными коврами. Une antenne * , тоже выкрашенный красным, возвышался довольно высоко и оканчивался золотым шаром. Ниже, между двумя белыми покрывалами, развевалось знамя общины; еще ниже Иисус на кресте с распростертыми руками, как бы благословляющий армию. Род платформы наход<���ился> перед колесницей для некоторых храбрых солдат, долженствующих <���ее> защищать. Позади другое место было занято музыкантами с их трубами. Прежде выхода из города на carroccio отправлялась служба и часто на ней находился капеллан и сопровождал на поле битвы (Sismondi). Защищение этой свящ<���енной> эмблемы отечества, которую Муратори сравнивает с кивотом иудеев, будучи предметом всех усилий, давало армии вид сосредоточивания и единообразия, заменявших в некотором отношении отсутствие тактики регулярной. Большая часть милиции была из пехоты. В знаменитой баталии при Арбии в 1260 гвельфы Флоренции имели 30 000 пехоты и 3000 конных (Вилльяни). Пропорция обыкновенная была 3 к 6 и 10 к 1. Дворяне были однако ж всегда на лошади, и тяжелая кавалерия должна была иметь неизмеримое превосходство над народом, худо вооруженным и выученным. Как в италианских городах редко бывала кавалерия, то прибегали к иностранным труппам. В 1225 город Генуя принял на жалование графа савойского с 200 лошадей. В 1282 Флоренция наняла 500 копий французских, что значило в эту эпоху сверх вооруженного человека еще несколько кавалеров, к нему привязанных. Во Франции снабженное копье было от 5 до 6 лошадей. Этот обычай сделался более общим в продолжение 14 века и особенно после экспедиции императора Генриха VII в 1310. Толпа германских бродяг осталась в Италии и обязалась в услуги Милану, Флоренции и другим городам. Последующие экспедиции Людовика Баварского в 1326 и Иоанна, короля богемского, в 1331 привели новых солдат счастия. Они приходили также из Франции и Венгрии. Всё заставляло их остаться под прекраснейшим небом и в богатейшей стране Европы, где их услуги были принимаемы жадно и щедро платимы. У италианцев иногда существовал предрассудок в пользу иностранцев. Они им уступали пальму храбрости и военных познаний. Оба Вилльяни изъясняют часто наименование загорских (oltramontani), данное наемным войскам, как титло превосходства. Кавалерия бросила около этой эпохи панцыри и кольчуги. Кольчуга, противясь острию сабли, не могла защитить от шпаги, которой употребление ввелось в прод<���олжение> 13 столетия, или отразить удары копья и топора.