Николай Гоголь - Том 13. Письма 1846-1847

Твой Г.

Поздравляю тебя с наступающим новым годом и от всей души желаю, чтобы он весь исполнен был небесной благодати для твоей души.

На обороте : St. Pétersbourg. Russie. Г. ректору С. П. Бургского императорского университета его превосходительству Петру Александровичу Плетневу. В С.-Петербурге, на Васильевск<���ом> острове, в университете.

Неаполь. Канун Нового рус<���ского> года <31 декабря 1846>.

Поздравляю вас, Александр Андреевич, с новым годом и желаю от всей души, чтобы он исполнен был для вас весь благодати небесной. За мои два письма, несколько жесткие, не сердитесь * . Что ж делать, если я должен именно такие, а не другие письма писать к вам? Посылаю вам молитву * , молитву, которою ныне молюсь я всякий день. Она придется и к вашему положению, и если вы с верою и от всех чувств будете произносить ее, она вам поможет. Читайте ее поутру всякий день. А если заметите за собой, что находитесь в тревожном и особенно неспокойном состоянии духа, тогда читайте ее всякий час и никак не позабывайте этого делать. Затем бог да хранит вас! Прощайте.

Г.

1847. Неаполь. 15 генв<���аря> н. с.

Письмо это вручит тебе Апраксин (Викт<���ор> Владим<���ирович>) * , весьма дельный [506]молодой человек, вовсе не похожий на юношей-щелкоперов. Он глядит на вещи с дельной стороны и, будучи владелец огромного имения, намерен заняться благосостоянием его сурьезно. Его мать — прекраснейшая душой и добрейшая женщина, а брат ее, граф Ал<���ександр> Петр<���ович> Толстой, мой большой друг и человек очень нужный для России во многих самых существенных отношениях. Назад тому неделю я написал к тебе письмо * в ответ на твое (от 21 ноя<���бря>/3 дек<���абря>, содержащее извещение о проволочке печатанья), которое, вероятно, ты уже получил. С почтой было как-то неловко обо всем этом трактовать, и потому я написал не всё, о чем следовало. [507]Теперь, пользуясь счастливой оказией, я еще раз прочел твое письмо, еще раз взвесил всё, еще раз представил себе мысленно всё содержание книги и никак не вижу причины, почему лучше не печатать тех писем, которые, мне кажется, заставят оглянуться на себя построже некоторых должностных людей, особенно тех, которые имеют прекрасную душу и добрые намеренья и грешат по неведению. Если во всей России два-три только человека взглянут ясней на многие вещи после моей книги, то и это уже весьма хорошо. Еще я не вижу причины также, почему нельзя и думать о представлении книги [508] на просмотрение государя (как ты выразился), присовокупляя, что я позабыл, сколько у него дел поважнее наших. Дела его всё же ни о чем другом, как о его подданных; я также его подданный; я также имею право подать просьбу ему самому, как и всякий другой, в тех случаях, [509]где не берут на себя ответственности и полномочья постановленные над нами судьи. Ты позабыл также, что книгу эту я печатаю вовсе не для собственного удовольствия и также не для удовольствия других; печатаю я ее в уверенности, что этим исполняю свой долг и служу свою службу. Стало быть, какова бы книга [510]ни была, но она стоит внимания государя, тем более, что в ней есть вещи, прямо относящиеся к правительству и порядку дел. Всё это сообразивши, я решился написать письмо к государю * и отправил его к гр<���афу> Вьельгорскому для вручения. А для тебя прилагаю при сем довольно чистую копию с тем, чтобы на случай, если бы одно бы затерялось, осталось другое. Обо всем этом переговори немедленно и хорошенько с гр<���афом> Михаил<���ом> Юрьевичем. Припоминая себе хорошен<���ько> письма, я вижу, что отчасти виной робости цензуры [511]не смысл и дух писем, но некоторые жесткие, неприличные [512]и отчасти грубые неловкости в выражениях. Это нужно изгладить. Прочитайте вместе с кн<���язем> Вяземским и вместе с ним смягчите, елико возможно, всё, что найдете неловким и неприличным услышать из моих уст. Вдвоем вы будете и отважней, и осмотрительней относительно поправок. Скажи ему, что он сделает мне этим большое благодеяние, которого я никогда не позабуду, и покажи ему в удостоверение эти самые мои строки. Два письма только я почитаю надобным выбросить: «Близорукому приятелю» и «Страхи и ужасы России», именно потому, что они более других пусты по содержанию и вряд ли придутся кому-либо кстати. Прочее мне всё кажется нужным. Итак, да благословит тебя бог и да вразумит, как умней и лучше изворотиться.

Весь твой Г.

<16 января н. ст. 1843. Неаполь>.

Спешу, пользуясь счастливой оказией и посредством моего доброго приятеля Викт<���ора> Влад<���имировича> Апраксина, которого вы уже, вероятно, знаете, написать также и вам несколько строчек, моя добрейшая Анна Михайловна. В письме к вашей маминьке изложено подробно дело, в котором нужно будет мне предстательство кого-нибудь из вашей семьи у государя. Итак, вы видите, вместо раздачи тех благотворении, которыми я было хотел, в случае представления «Ревизора», обложить вас, вы должны теперь оказать благотворение мне самому. Я уверен, что всё будет благоразумно, счастливо и хорошо, если вы только перед тем, чтобы действовать, помолитесь усердно богу об успехе. Не оставьте, еще прошу вас, Плетнева, познакомьтесь [513]с ним и поговорите хорошенько. Мне кажется, как будто он чем-то страждет и есть у него какое-нибудь душевное горе. В существе своем это добрейшая душа. Один порок за ним был только — тот, что он, не сделавши такого дела, которое бы упрекало в чем-либо, имел некоторую гордость чистотой своей. Он был передо мной невинно виноват, потому что судил о мне по давнему времени, в которое я был ему известен, и ничего не понимал во мне в моем нынешнем времени, которое было от него скрыто и неизвестно. Вы, вероятно, теперь с ним в сношении по поводу книги моей, которую он печатает. Кстати о книге. Если она выйдет и Софья Михайловна поднесет вам всем экземпляры, [514]которыми я прежде хотел было вас попотчевать в виде сюрприза с моими собственными надписаньями, то вы в экземпляре, следуемом графине Луиз<���е> Карл<���овне>, на место прежней надписи, наклеите следующую с некоторыми изменень<���ями>, особенно если сделается великодушное дело * :

«Моей прекрасной и великодушной графине Луизе Карловне, хотя, увы! всё еще не совсем моей».

Попросите Плетнева, чтоб он познакомил вас с своей дочерью * , и напишите мне, какова она. Я ее оставил ребенком и знаю, что он весь живет ею.