Николай Гоголь - Том 14. Письма 1848-1852

Друг, сообразил ли ты, чего просишь, прося от меня картин и впечатлений для той повести, которая должна быть вместе [369]и внутренней [370]историей твоей собственной души? Нет, все эти святые места уже должны быть в твоей душе. Соверши же, помолясь жаркой молитвой, это внутреннее путешествие — и все святые окрестности восстанут пред тобою в том свете и колорите, в каком они должны восстать. Какую великолепную окрестность поднимает вокруг себя всякое слово в евангелии! Как беден перед этим неизмеримым кругозором, [371]открывающимся живой душе, тот узкий кругозор, который озирается [372]мертвыми очами ученого исследователя! Не вознегодуй же на меня, если ничего больше не сумел тебе сказать, кроме этой малой толики. [373]Мне кажется, если бы ты сделал то же с библией, что с евангелием, то есть всякий день переводил бы из нее по главе, то святая земля неминуемо бы предстала бы тебе благословенной богом и украшенной именно так, как была древле .

Шевыреву я передал и твой поклон и твою просьбу. Теперь он загроможден делами по университету, которых навалили на него кучу. Но «Одиссеей» он займется непременно, как только сколько-нибудь удосужится. Тем более, что это занятье его много занимает. Что же мне написать тебе об «Одиссее»? Сказавши в первом письме, что много есть в России людей, тебе особенно за нее благодарных, и что она совершенство, я сказал всё. Да и что сказать о труде, в котором все части приведены в такую стройность и согласие? Если бы что-нибудь выступало сильней другого или было обработано лучше или же отстало, тогда бы нашлись речи. А теперь вся оценка [374]сливается в одно слово: прекрасно! Притом, если даже и хвалить [375]картины, то похвалы все достанутся Гомеру, а не тебе. Переводчик поступил так, что его не видишь: он превратился в такое прозрачное стекло, что кажется, как бы нет стекла. Во II томе [376]«Одиссеи» это еще более поразительно, чем в первом. Но прощай. Да поможет тебе тот, кто один только может быть вдохновителем в труде твоем! Обнимаю тебя всею мыслью, крепко. Бог в помощь!

Твой весь Н. Гоголь.

Обними за меня всё близкое твоему сердцу. Мой адрес: на Никитском бульваре в доме Талызина.

Максимович просит убедительно стихов для альманаха «Киевлянин» * . Хоть двух строчек.

Сделай с библи<���ей> то же, что с евангели<���ем>: всякое утро переводи по главе, и древняя Палестина, верно, предстанет тебе, как живая, еще прежде, чем доберешься до половины библии.

Друг, не гневайся, если [377]сказанного мною для тебя мало. [378]Я хотел сказать много — видит бог! Я хотел бы [379]подать тебе братски руку и быть тебе хоть на полпути вожатым. [380]Но вижу, что вожатый один и что к нему прямо нужно обратить<���ся>. Он же и приведет.

Обнимаю тебя всею душою и всех милых твоему сердцу обнимаю также. Не забывай меня. И<���…>

Ничего [381]о II части «Одиссеи», [382]право, не знаю, что сказать тебе, [383]сказавши в первом письме, что за нее благодарят все, у кого еще бьется эстетическое чувство. Я всё сказал [384]о труде, который есть совершенство и <���в котором> всё приведено в согласие и стройность. [385]Ничего не говорят. [386]Прекрасно, да и только! Если бы одна какая-нибудь часть выступала сильнее другой и была обработана лучше, чем третья, [387]перед друг<���ой>, тогда бы еще другое дело. Но когда всё обработано с равной любовью, [388]когда и то, и другое, и третье хоро<���шо>, что тут говорить? [389]Все похвалы обращаются [390]к Гомеру. Переводчик поступил так, что его не видишь. [391]Он превратился в такое прозрачное стекло, что кажется нет стекла. [392]Во II томе видно это еще ощутительнее, чем [393]в первом. Это ты знаешь и сам.

Всею душой и мыслью обнимаю тебя. Да поможет тебе творец всего прекра<���сного> в душах наших!

Твой весь.

Как вы доехали? Как нашли всё по приезде вашем во Ржев? О вас нет никаких известий, и граф Александр Петрович, и я, и все ваши вам близкие о вас беспокоятся. Дайте нам о себе одну только строчку. Я между тем, по желанью вашему, обратился к Шереметьевой * с просьбою о девочке вашей. Она была так добра, что поехала тот же час хлопотать, и привезла ответ благоприятный: ее можно поместить, привезя ее в дом Шереметьева к Варваре Сергеевне Шереметьевой * . Впрочем, вот записочка от нее самой; ее здесь же прилагаю. Уведомьте, пришлась ли по вкусу вашему сыну «Всеобщая история» * и не нужно ли вам еще каких книг? Прощайте, добрейший, близкий сердцу моему Матвей Александрович. Не позабывайте меня грешного в молитвах ваших.

Вам весь ваш признательный

Николай Гоголь.

Завтра, т. е. в пятницу, около 5 часов, гр<���аф> Толстой ждет вас к блинам. А с ним вместе и я.

Н. Гоголь. На обороте : Его сиятельству графу В<���ладимир>у Александрови<���чу> <���Солло>губу. [394]

Поздравляю вас от всей души! Весьма рад буду видеть вас завтра, если только вам свободно. Весь ваш

Н. Г. На обороте : Надежде Николаевне Шереметьевой.

Благодарю вас много. Вашим советом постараюсь воспользоваться. Буду молиться, просить высокого спокойствия душевного, [395]без которого не двигнется и самая работа, а вы молитесь, чтобы я умел как следует молиться и жить. Прощайте. Христос с вами!

Искренно признательный вам

Н. Г.

Не оставляйте уведомлять о себе. На обороте : Надежде Николаевне Шереметьевой.

Несказанно обязан за письмо Жуковского, которое при сем возвращаю с чувствительнейшею благодарностью. Что общий друг наш разгневался на немцев, в том нет ничего удивительного. Но я очень рад, что немецкие стенографические протоколы франкфуртских заседаний * подействовали, как он выражается, благодетельно на низшие регионы его телесного состава и на п<���· · ·> к<���· · ·>. От этого у него голова становится обыкновенно светлей, и мы можем ожидать из нее выхода еще многого добра.

Ваш весь Н. Гоголь.