Николай Гарин-Михайловский - Том 2. Студенты. Инженеры

— Рано приехали… — сказал он, прищурившись.

Помолчав еще, он с напускной бойкостью спросил Корнева:

— А что, Вася, как насчет пивка?

— Пивка так пивка, — ответил Корнев.

— Молодец, — вдруг оживился Ларио, — люблю таких. Гарсон, пару пива! Терпеть я, Вася, не могу всякого этакого собрания.

— А я вот терпеть не могу таких, как этот Шацкий.

Шацкий, не обращая внимания на товарищей, продолжал бегать взад и вперед.

— Ну, что ты против него имеешь? В сущности, ей-богу, он ничего себе.

— Ты думаешь? — спросил Корнев, принявшись за свои ногти. — Послушайте, вы, — примирительно окликнул он Шацкого, — подите сюда.

Шацкий, засунув руки в карманы своей английской куртки, подошел к сидевшим и, широко расставив длинные ноги, уставился в Корнева, стараясь замаскировать некоторое смущение пренебрежительным выражением лица.

— Ну, одним словом, настоящий англичанин, — сказал пренебрежительно Корнев. — Вы сегодня кто: граф, князь, барон?

Шацкий рассмеялся, но, сейчас же скорчив серьезную физиономию, церемонно ответил:

— Маркиз, вы слишком любезны…

— А вы, князь, шут гороховый… то бишь, я хотел вам предложить один вопрос: приедет ли ваша пышная родня вас провожать сегодня?

— Нет, лорд, я уезжаю инкогнито.

— Это значит, что вы все-таки не добились разрешения на ваш отъезд. Откуда же вы в таком случае достали денег? Мне страшно подумать, князь: неужели вы решились на преступление и, говоря грубым жаргоном обитателей тюрьмы, попросту украли у вашего батюшки деньги?

— Лорд, что за выражения, — рассмеялся Шацкий, — за кого вы меня принимаете?

— В таком случае я ничего не понимаю…

— Да вы еще меньше, мой друг, поймете, если я вам скажу, что у меня в кармане тысяча рублей и я чист, как слеза.

Шацкий щелкнул пальцами и перекрутился на одной ноге.

— Во-первых, я вам не друг, а во-вторых, князь, позвольте по поводу последнего пункта остаться при особом мнении…

— В таком случае я не могу больше продолжать с вами беседу и потому…

Шацкий снял свою английскую фуражку.

— Можете убираться ко всем чертям, барон.

— Вы начинаете сердиться — это к вам не идет, — ответил Шацкий уже издали.

— Как все-таки досадно, что мы связались с ним, — проговорил Корнев, — он нам всю дорогу испортит.

— Ну черт с ним, — ответил Ларио, — давай раздавим еще по кружечке.

И Ларио с чувством прижал ноготь к столу.

— Да ведь так мы с тобой налижемся, пожалуй.

— От пары пива? Хо-хо-хо! Как ты глуп еще, Вася! Человек, пару!

Еще выпили пару.

Ларио, по мере того как пил, делался все оживленнее, а Корнев как-то все больше и больше слабел.

— Нет, я больше не буду, — уперся Корнев после третьей кружки. — У меня голова слабая, я не могу. Ты пей, а я посижу.

— Вася, не выдавай!

— Оставь!

— Вася, будь друг! Ты ведь еще мальчишка, а я в Питере уже был и, как свои пять пальцев, знаю… приедем — все покажу. Вася, голубчик, выпей, уважь, будь друг.

Корнев блаженно улыбался и наконец как-то отчаянно махнул рукой.

— Вася, друг! понимаешь, друг! Мальчик, два пива!

— Я боюсь только, — ответил Корнев, — что ты, Петя, скандал в конце концов сделаешь.

— Я, скандал? Я?!

И Ларио с чувством и упреком уставился в Корнева.

— Вася?! Ты мой лучший друг. За кого ж ты меня принимаешь? Видишь эту вот кружку, — больше ни-ни! Понимаешь, Вася? Эх, Вася, ведь ты думаешь, я пью для удовольствия — нет! Для куражу пью. Робкий я, Вася! Как народ — так, кажется, сейчас бы сквозь землю провалился, — не знаю, куда руки, куда ноги девать, а как выпьешь, и ничего, — ходишь себе, точно никого нет. Вот и сегодня — народу много приедет, ну, я и подбадриваюсь.

— Не перебодрись только.

— Небось я знаю себя. Я, Вася, все знаю, все вижу, только скромность моя, Вася… Вот, Вася, хоть тебя взять. Думаешь, не вижу? А Наташа Карташева?

— Что Наташа? — спросил, стараясь придать себе равнодушный вид, Корнев. — Тебе понравилась?

— Вася, не финти, мне наплевать на Наташу, а вот твое рыльце в пушку. Подлец, Вася: краснеешь, врешь, меня не надуешь.

И Ларио залился громким, каким-то неестественным смехом.

— Вот ты говорил, что не захмелеешь…

— Врешь, врешь, я не захмелел. Только ты брось всех этих порядочных, Вася, — все они ломаки. Нет в них наивной простоты, и страсть, страсть их пугает. Пугает! Понимаешь?

— Послушай, на нас смотрят.

— Начхать! Слушай, Вася! Я тебя познакомлю в Питере со швейками. Я, Вася, больших не люблю. Я люблю маленьких. Эх, Вася, ненасытный я!.. Я тигра лютая, Вася… я крови хочу!!

И Ларио вдруг зарычал на всю платформу.

— Послушай?!

Входившие мать Корнева, сестра его, Семенов и Долба искали глазами Корнева.

Семенов и Долба приехали проводить.

Долба и Вервицкий оставались в одном из южных университетов.

— Вот он!

Когда все подошли, Маня Корнева сказала брату:

— Вася, как тебе не стыдно! Маменька, посмотрите.

Она показала на кружки пива.

— Васенька, миленький мой, — произнесла как-то автоматично мать Корнева. — Как же тебе не стыдно?

Корнев смущенно махнул рукой.

— Ну, что вы, маменька, в чем тут стыд, какой тут стыд? Ну, выпили кружку пива, ну, что ж тут такого?

— Как же так, Вася, ты молодой человек, у тебя сестра на возрасте.

— Ну и слава богу, — перебил ее Корнев, — вот я сейчас заплачу, и пойдем.

— Нет, я плачу, — перебил его Ларио.

— Ну, черт с тобой, плати ты.

— Ах, Васенька, опять ты эти слова!

— Полноте, маменька, все это пустяки. Слова как слова. Это вот дворянам надо слова разбирать, потому что они дворяне, а мы с вами, маменька, люди маленькие.

— Маленькие, сыночек, маленькие… Васенька! Только зачем же ты все-таки это пиво пьешь — нет в нем добра, Вася. Ох, ножки мои, ножки, совсем не могу стоять — посади меня, Васенька!

И старушка Корнева тяжело опустилась на скамью.

Приехали наконец и Карташевы: Аглаида Васильевна, Наташа, Тёма и брат Аглаиды Васильевны, высокий господин с большим добрым рябым лицом. Аглаида Васильевна выписала брата из его маленького имения с тем, чтобы он поселился у нее и вел ее дела. Он приехал как раз в тот день, когда уезжал Карташев. Он говорил сестре «вы» и был в полной от нее зависимости.

— Я не перевариваю, — сказал Корнев, — Карташева возле матери: она вьет из него веревки.

— А Наташу перевариваешь? — спросила сестра.

— Ну, Наташа, — кивнул головой Корнев. — Он в подметки не годится своей сестре. Она цельная натура. Впрочем, и он отличный парень, и я люблю его от души.

Корнев благодушно махнул рукой.

— Но только чувствую…

— А вы не чувствуете, Васенька, что от вас, как из пивного бочонка, несет пивом?.. — спросила сестра.

— Это не вашего ума дело, — ответил ей брат. — Вы вот слушайте, что вам говорят, и ладно будет.