Николай Гарин-Михайловский - Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи

Вот легенда об этой борьбе двух родов из-за престола.

Пятьсот лет тому назад в провинции Ханюндю, округа Когн, жили двое, Ли и Пак. Ли в деревне Сорбой, а Пак в Намбой. И Ли и Пак были богатыри.

Богатырями называются рожденные от женщины и луча священной горы (мён-сан-сёрг). Богатырь рождается ровно через двенадцать месяцев, совершенно бесследно, и тотчас же улетает с помощью двух имеющихся у него крыльев на священную гору. Там и живет он у покровителя горы, белого как серебро лицом и волосами старика, упражняясь под его покровительством в военном искусстве. В дни младенчества он кормится грудью матери, летая для этого к ней с священной горы, но он невидим, и сама мать не знает, когда он выпивает ее молоко.

Вообще родители видят своих богатырей-детей только в самых редких случаях: в минуты, например, исключительной, грозящей им опасности, от которой и освобождают их дети, их богатыри. Но и то при условии соблюдения строжайшей тайны со стороны родителей о том, что у них есть сын-богатырь. Проболтавшимся об этом родителям сын-богатырь никогда больше не явится.

Бывают времена, впрочем, когда и для всех делаются видимыми богатыри. Это времена войн, государственных смут, избрания на престол новой династии.

Одна глупая мать из города Тан-чен, зная уже, что у нее родится богатырь, решила удержать его возле себя и в самый момент его рождения, — единственный, когда его видит мать, — обрезала у сына крылья. Сын действительно остался при матери, вырос, был такой силы, что поднимал быка с ношей, но и глуп был, как бык. Он и сейчас живет в городе Тан-чен, и, когда его быки заболевают, сам носит из лесу деревья, и глупая мать с ним живет, давшая ему долю быка, тогда как небо готовило ему светлую долю богатыря, за которым в старости спустится дракон и живым унесет его на небо к великому хозяину небесного сада Оконшанте, у которого и живут вечно все богатыри.

Вот такими богатырями и были Ли и Пак, когда корейский народ выбирал себе, пятьсот лет назад, новую, ныне царствующую династию. И вот как Ли был избран.

Когда он спал, явился к нему во сне его покойный отец и сказал:

— Завтра ночью не спи. Завтра ночью на озере Цок-чи-нуп будут драться два дракона: синий и желтый, желтый — я, синий — отец Пака. И когда синий станет побеждать меня, ты пусти в него свою стрелу.

Так и сделал богатырь Ли.

Тогда раненый синий дракон поднялся на воздух и полетел было, но сил не было в нем больше, и он упал в реку Туманган, а желтый бросился за ним по земле и такой след оставил, что с тех пор озеро Цок-чи-нуп соединилось с Туманган, и называется та речка Цок-чи.

А на другую ночь к Паку явился отец его и сказал:

— Сын Ли не убил меня, отец его не догнал меня, и через пятьсот лет твой род сменит на престоле род Ли. Но берегись Ли и потомство свое спрячь от него.

Чтоб обмануть Ли, Пак с своими воинами пошел в монахи (бонзы). Они поселились между Когном и Херионом, в непроходимых горах и, боясь преследовании и выслеживаний, обращались крайне грубо с приходившими к ним богомольцами.

Вступив на престол, Ли, боясь Пака, послал узнать, как он живет. Но когда Ли узнал, как Пак обходится со своими прихожанами, он рассмеялся и сказал:

— Ну, когда так, он не страшен мне, а чтоб не был страшен и вперед, я выдам его монастырю привилегию — вечное право ругать и бить всех и крестьян и дворян. Тогда у него много будет друзей.

Монастырь и до сих пор существует, продолжая пользоваться своим правом и соответственной репутацией, а весь прямой род Пака, — после того как родоначальник его был унесен драконом в небо, — исчез. — Это тем более интересует теперь корейцев, что с того времени прошло уже пятьсот четыре года, и, следовательно, Пак с минуты на минуту должен появиться.

Правда, ходят темные слухи, что теперь Пак, по прямой линии, живет на одном из островов Японского моря. Но пока он еще не видим. С моря слышны иногда с того острова песни, топот, шум. Но что там, — никто наверно не знает, потому что никто еще из пристававших к тому острову назад не возвращался. Предполагают, что именно из них и комплектует себе Пак то войско, которое понадобится ему, когда он явится законным претендентом на корейский престол.

Род нашего переводчика П. Н. тоже из Когнского округа. И он рассказал нам историю своего рода. Собственно, род его из старого города Коубе, где мы сегодня ночевали. Дед его был очень богатый человек. Но однажды дед его по торговым делам переплыл Туманган, то есть перешел границу. Об этом узнали, и он был приговорен к смертной казни. Тогда он бежал. Сына его высекли и потребовали, чтобы он разыскал отца, угрожая и ему в противном случае смертной казнью. Тогда и сын с семьей однажды ночью вплавь и вброд, все голые, перешли границу. Имущество их конфисковали. В их доме жил камни, но с упразднением его развалился и дом.

Остальной род П. Н. Кима продолжает жить в Корее, главным образом в Когнском округе, и так как родовые связи очень сильны в Корее, то и встречают. его здесь как близкого родственника.

Родовые отношения и родовая месть (еман-аман) во всей силе в Корее. Корейская пословица говорит, что жизнь одного корейца стоит иногда тысячи человек. Эта месть идет из рода в род.

П. Н., возвратившись от камни, сообщил, между прочим, следующее: он, П. Н., попросил у камни толкового проводника, который умел бы все рассказать. Камни обещал и назначил такого, который хорошо понимает по-русски. Затем проводнику строжайше запрещено было говорить что-нибудь действительное; он должен был все нам врать; не сообщать ничего из прошлого, не передавать легенд и проч.

Придумал наконец камни такую вещь. Когда спросят проводника, что нового, он должен сказать:

— Ничего нового нет, только в одной деревне собака родила кошку.

Но хуже всего было то, что проводнику были даны инструкции и дальнейшее наше путешествие обставить такими же проводниками. Родные П. Н. и сообщили ему обо всем этом.

П. Н. сердится.

— Ну, я ему и отомщу же! — говорит он.

Мы хотели осмотреть тюрьму, побывать у шамана, но все это под вежливыми предлогами было отклонено находившимся здесь полицейским. Покормив еще два часа лошадей, мы отправились дальше, по направлению к Хериону. Новый проводник наш одет по-европейски: в клетчатом желтом пиджаке, металлические пуговицы, шляпа котелком, но ноги обуты по-корейски, то есть в белые, мягкие на легкой вате чулки и туфли, которые кореец снимает при входе в комнату. Это высокий худой субъект, который весело щурится на нас и о чем-то болтает с товарищем.

— Вы говорите по-русски? — спросил я его.

Он отрицательно замотал головой.

Сели на лошадей и поехали какой-то невозможной грязной тропой в гору, на юг от города, вдоль городской стены. В глубоком овраге бежит ключ. Слабой силой его корейцы пользуются очень остроумно, устраивая толчею для обдирки проса. По лотку бежит вода в деревянную в три четверти аршина ложку. Когда ложка наполняется водой, она, перевешивая свой длинный конец, опускается и выливает воду. Затем ложка опять поднимается, а другой ее конец опускается. К нему приделан идущий к земле стержень. Когда стержень опускается, он ударяет сосуд, наполненный просом. От каждого удара часть шелухи отделяется и уносится в сторону. Таких толчеи на небольшом протяжении до десяти. Они работают механически — никого возле них нет, и хотя незначительна сила ручья, но она таким образом вся использована. Чтобы дождь не мочил зерно, над толчеей устроен навесик.