Михаил Салтыков-Щедрин - Том 14. За рубежом. Письма к тетеньке

Как сказано, Салтыков попал впервые в Европу в середине 1870-х годов, то есть вскоре после главнейших событий этого времени, франко-прусской войны и Парижской коммуны. Период всемирной истории, наступивший после этих событий, охарактеризован В. И. Лениным как «эпоха полного господства и упадка буржуазии» [277], то есть как исторический момент начала относительно мирного периода в развитии капитализма и перерождения буржуазного класса из прогрессивной силы общественного развития в силу консервативную и реакционную.

В художественных образах и публицистических характеристиках европейской жизни на страницах «За рубежом» Салтыков поднимается до удивительно ясного понимания этой закономерности, этого переломного времени в историческом бытии буржуазного класса. При этом не остается вне поля зрения писателя и пробуждение к действию могильщика буржуазии — пролетариата. Он не раз упоминает о рабочем движении, вступавшем после поражения Парижской коммуны в новую фазу, пока что еще медленного собирания сил. Однако Салтыков указывает на недостаточность своих знаний рабочей среды и на трудность, для иностранца, проникновения в нее.

Первой «заграницей», которую увидел Салтыков, была Германия. С нее и начинается сатирико-публицистическое «обозрение» европейской жизни в «За рубежом». В «немецком» «этюде» или «эскизе», образующем главу II книги, — две темы: прусский милитаризм и быт модных космополитических курортов юга Германии — Баден-Бадена, Эмса и других, обзываемых Салтыковым, в сатирическом гневе и презрении, «лакейскими». В разработке второй темы использованы ранее затрагивавшиеся писателем мотивы о «русских культурных людях за границей». Люди эти представлены здесь в окружении всеевропейской толпы «праздношатающихся» или — используя другое выражение Салтыкова — «гастро-половых космополитов». Но доминирует первая тема — критика военщины и шовинизма. Эти элементы играли главенствующую роль во всех областях политической, экономической и культурной жизни Германии, только что (после победы над Францией) объединенной на прусско-милитаристской основе. «Мы видим, — писал в 1875 г. Фр. Энгельс, — что истинной представительницей милитаризма является не Франция, а Германская империя прусской нации» [278]. «Немецкая» глава в «За рубежом» стала в русской литературе классическим художественным аналогом этой оценки.

Картина бисмарковской Германии, собственно Берлина, превращенного из административного центра Прусского королевства в имперскую столицу, написана мрачными красками. «Уже подъезжая к Берлину, — начинает Салтыков свой рассказ, — иностранец чувстзует, что на него пахнуло скукой, офицерским самодовольством и коллекцией неопрятных подолов из Орфе-ума». «Трудно представить себе что-нибудь более унылое, нежели улицы Берлина», — продолжает он свои впечатления, подчеркивая при этом, что «самый гнетущий элемент берлинской уличной жизни — это военный». «Берлин ни для чего другого не нужен, кроме как для человекоубийства», — формулирует писатель с беспощадной лаконичностью и простотой суждение русских путешественников, обсуждающих вопрос «для чего собственно нужен Берлин», и в подтверждение такой формулировки резюмирует итог собственных своих наблюдений: « … вся суть современного Берлина, все мировое значение его сосредоточено в настоящую минуту в здании, возвышающемся в виду Королевской площади и носящем название « Главный штаб… ».

Сгущение темных тонов в обличительном образе Берлина очевидно. Но, по существу, создаваемые этим образом представления о шовинизме и завоевательных устремлениях прусской военщины, юнкерства и буржуазии объединенной Германии находились в полном соответствии с объективной исторической действительностью. Вместе с тем они оказались и провидческими. Салтыковская сатира уловила в идеологии и политике господствующих классов объединенной Германии те воинствующие националистические силы, развитие которых в относительно близком историческом будущем, на империалистическом этапе капитализма, привело к двум мировым войнам, — к двум величайшим военным катаклизмам в истории человечества.

Другой Германии — оппозиционной и демократической — Салтыков касается мельком и с некоторым скептицизмом. Но он знает о ее существовании и сохраняет веру в ее будущее. Не желая придавать своим отрицательным впечатлениям характера окончательной оценки, Салтыков смягчает ее суровость оговоркой, что он не имеет «никаких данных утверждать, что Берлин никогда не сделается действительным руководителем германской умственной жизни … ».

Рассказ о посещении Швейцарии, тогдашнего центра русской революционной эмиграции, именуемой поэтому «страной превратных толкований», почти всецело посвящен отечественным темам и материалам. Далее следует знаменитая глава IV — о Франции, которой посвящены и две последующие главы книги.

Что же увидел Салтыков во Франции? Он впервые воочию встретился с нею в 1875 г., в эпоху «реакционного поветрия», последовавшего вслед за поражением Парижской коммуны. Для Салтыкова, как и для других передовых людей России, Парижская коммуна была яркой революционной молнией, прорезавшей на короткое время серое небо буржуазной эпохи, хотя тогдашняя русская демократия, за некоторыми исключениями, и не могла вполне понять «тайны» Коммуны, домыслить до конца значение первой великой, хотя и трагически закончившейся победы пролетариата. С падением Коммуны развитые страны стали, в лице своих господствующих классов, еще более беспросветно буржуазными. Грозное выступление парижских рабочих, штурмовавших в 1871 г. твердыни собственнического мира, произвело огромное впечатление на буржуазию всей Европы и в первую очередь самой Франции. Буржуазия в массе своей переходит на сторону реакции и вступает в союзы со всеми охранительными силами — с дворянами-феодалами, монархистами, церковью. От недавнего радикализма французских буржуазных демократов, боровшихся с ненавистной народу империей Наполеона III и требовавших «полного обновления крови, костей и мозга нации», скоро не осталось и следа. Политика республиканской партии — основной, самой влиятельной партии в тогдашней Франции — преследовала после Коммуны цели объединения всех сил буржуазии, примирения всех враждовавших внутриклассовых течений и была насквозь соглашательской. Наиболее ярким выразителем и проводником этой политики был лидер республиканской партии Леон Гамбетта, не раз упоминаемый на страницах «За рубежом». Республиканский режим Гамбетты был беспримерно буржуазен и насквозь оппортунистичен. «Я не признаю, — заявил однажды Гамбетта в Палате депутатов, — другой политики, кроме политики умеренности, политики результатов и, если уже произнесено это слово, я скажу — политики оппортунизма». Гамбетта был подлинным героем и кумиром всей либеральной, буржуазной Европы 70-х годов. Ему аплодировали, им восхищались и русские либералы. Оплот европейского либерализма видел в Гамбетте и Тургенев.