Сергей Лукницкий - Чувствую себя виноватым по отношению к существующей в России власти

В деле имеются показания В. Таганцева, который заявил, что однажды через посредников К.П. Германа и В.Г. Шведова (Вячеславского) предложил Гумилеву сотрудничество и для этой цели передал ему деньги и ленту для пишущей машинки для печатания прокламаций.

Однако, Гумилев никаких действий не предпринял, прокламаций не писал, хотя и не донес властям о готовящемся заговоре.

Но, зная Гумилева, можно смело утверждать, что ни в какой заговор он не верил, а деньги взял на хранение. Эти предположения подтверждаются также показаниями Гумилева, который сообщил допрашивающему его следователю Якобсону, что его посещал еще какой-то поэт Б. Верин, пытавшийся склонить его к разговорам о политике. Но Гумилев его не принял.

В дальнейшем В. Таганцев сообщил в своих показаниях:

"Гумилев был близок к советской ориентации, стороной я услыхал, что Гумилев весьма отходит далеко от контрреволюционных взглядов. Я к нему больше не обращался".

Но не только признания убежденного врага Советской власти позволяют сделать вывод, что Гумилев стал просто жертвой обстоятельств. Личность Гумилева, его литературные и научные труды, его вклад в культуру (в 33 года - профессор) никак не позволяют его считать врагом народа, ибо человек, сделавший столько полезного для страны, отечественной литературы, культуры, географии, дипломатии, этнографии, может быть народу только другом.

В деле имеется документ, датированный 24.08.1921 года: "Приговорить к высшей мере наказания - расстрелу".

И также ходатайство ряда деятелей культуры об освобождении Гумилева под их поручительство. Ходатайство подписали шесть человек, в том числе М. Горький, М. Лозинский, А. Волынский. Три подписи неразборчивы. Но это скорее всего Б. Харитон, И. Мазуркевич, А. Маширов. К сожалению, оно передано было в ЧК 04.09. 1921 года, когда уже было поздно. По номеру регистрации можно, вероятно, установить, почему оно опоздало.

Мы столько раз без суда и следствия репрессировали, что давайте один раз без суда и следствия реабилитируем. У нас, у нашей эпохи есть шанс: великодушно простить великого гуманиста, учителя, поэта, наконец, наивного человека,в анкете, в графе "политические убеждения" написавшего своим детским почерком: "аполитичен".

Не хочется верить, что мы упустим этот шанс".

После этой публикации мне позвонили из КГБ СССР, сказали, что публикацией я им помог, и теперь для дальнейшей работы над делом они могут ссылаться на общественное мнение.

После прочтения и дела и беседы со следователями и прокурорами меня пригласил заместитель генерального прокурора СССР И.П.Абрамов, курирующий вопросы, отнесенные к компетенции КГБ в стенах прокуратуры, с которым я долго разговаривал, и мы оба пришли к выводу, что, исходя из "сценария" дела, Гумилев должен быть реабилитирован на основании хотя бы недоказанности обвинения.

Единственный живой свидетель, который может этому воспротивиться, Ирина Одоевцева. Она продолжает настаивать на причастности Гумилева к заговору.

Я обозвал Одоевцеву и спросил: действительно ли Одоевцева была секретной сотрудницей Петроградской ЧК? Абрамов не ответил ни "да", ни "нет", после чего мы с И.П. распрощались, договорившись, что я могу быть полезен как консультант в процессе реабилитации Гумилева. Но процесс этот будет долгим, сказал Абрамов, ибо на изучение десятков томов дела "Таганцевского заговора" уйдет много времени.

V. Чернов не взглянул в Святцы

12 ноября 1989 г.Через два номера газета "Московские новости" вышла с такой репликой:

"Двадцать лет назад в юношеском зале Ленинки некий девятиклассник спросил у библиотекарши стихи Николая Гумилева, за что был препровожден в кабинет заведующей залом. Подростку разъяснили, что поэт был врагом народа, расстрелян как антисоветчик и вести пропаганду его творчества Библиотека имени В.И.Ленина не намерена.

И вот теперь открываю "МН" в"-- 44 и в заметке заведующего отделом Советского фонда культуры Сергея Лукницкого читаю:

"Прокуратура СССР... возвратилась к делу по обвинению русского поэта Н.С.Гумилева" и дальше... "Но не только признания убежденного врага Советской власти позволяют сделать вывод, что Гумилев стал просто жертвой обстоятельств..."

Странная логика. И мало чем отличается от логики той библиотечной надзирательницы образца 69-го. Само словосочетание "враг народа" нам предлагается без всяких кавычек, употребляется, словно никакая перестройка его не коснулась, сути и подлости этих слов не обнажила.

Может быть, автор просто оговорился? Нет, это позиция. И два последних абзаца убеждают нас в этом.

"Мы столько раз без суда и следствия репрессировали, что давайте один раз без суда и следствия реабилитируем. У нас, у нашей эпохи есть шанс: великодушно простить великого гуманиста, учителя, поэта, наконец, наивного человека, в анкете, в графе "политические убеждения" написавшего своим детским почерком:"аполитичен".

Не хочется верить, что мы упустим этот шанс".

Возвратиться к делу по обвинению - пересмотреть все дело. Но автор призывает следствие свернуть, а расстрелянного поэта посмертно амнистировать. Простить - и вся недолга.

Не слишком ли часто лица, допущенные к делу Гумилева, нас убеждают в его формальной виновности: дескать, в заговоре поэт не был, но знал и не донес. Как в прежнее время нас убеждали, что Гумилев был активным заговорщиком. И мы верили, что ж, поверим и сейчас?

Заметку С.Лукницкого не могу воспринять иначе, чем давление на органы Прокуратуры в момент пересмотра дела. Если следственное дело вновь канет в чекистских архивах, мы не узнаем, как обстоит дело и "виной" не донесшего на товарищей поэта? Нет, я не сомневаюсь, что он не донес. Я сомневаюсь - и пока дело не опубликовано, буду иметь на это право - что вообще он существовал, этот самый Заговор Таганцева. Я думаю, пока мне и моим соотечественникам не докажут обратного, что дело Гумилева - липа, а если Гумилев расстрелян "за дело", а не как в том же Петрограде в те же годы расстреливали у стены Петропавловской крепости заложников из "бывших", извольте это доказать гласно.

Прощение, которое, по сути, вымаливает автор для Гумилева, мне представляется глубоко безнравственным.

Андрей Чернов

член СП СССР."

Несколько лет уже прошло после этой истории, и эти годы показали, что безнравственным оказался Чернов. Не знаю, по чьему научению, или от собственного недомыслия, но своей заметкой, подшитой в дело Гумилева, где слова "давление на органы Прокуратуры" подчеркнуты, он оттянул реабилитацию Гумилева без малого на два с половиной года.

VI. Меня заставили взять перо

В интеллектуальной части города назревал скандал. Из меня вымогали подробности дела Гумилева. Никто не верил, что мне довелось его прочесть.