Сергей Лукницкий - Пари с начальником ОВИРа

Я забрался в вагон и подошел к окну.

Со мной в купе ехал молчаливый работник советского учреждения с таким количеством вещей, что застывшая на моих губах улыбка словно окаменела, и он, вероятно, решил, что это у меня такое обычное выражение лица. Потом оказалось, что и в соседнем купе ящики и кофры принадлежат ему. Но меня это мало волновало.

Париж стал уплывать и вскоре превратился в воспоминания.

Проводник принес чаю.

Я поспал немного и, проснувшись, вспомнил, что видел ласковый сон, потом слонялся по вагону, ждал полуночи. После полуночи должна была произойти смена стран, мы поедем по Бельгии и даже остановимся на станции Льеж.

А там я обязательно должен буду выйти из поезда: дело в том, что именно эту станцию, как сообщила наша ныне гласная пресса, недавно посетили инопланетяне. Мне, конечно, очень хотелось с ними встретиться.

Сосед улегся спать, а я, сидя у окна, начал считать бегущие огоньки фонарей.

2 сентября

Я вскочил. Мой сосед по купе на секунду привстал, сонно посмотрел по сторонам, пробормотал что-то вроде того, что он неприкосновенен, и снова улегся, а я надел быстренько все, что успел, не застегивая ботинки, набросил куртку и выскочил на эту самую таинственную станцию, через которую лежал мой путь из Парижа в Москву.

Поезд в Льеже стоял всего несколько минут, но за которые, уверен, я бы сумел побеседовать с инопланетянами.

Однако вместо инопланетян я пообщался с местным таможенным чиновником, который, эксцентрично показывая на часы и подножку вагона одновременно, настоятельно предложил мне отправляться дальше, и побыстрее, в Союз. Из этого я заключил, что встречу с инопланетянами надо пока отложить.

Но так как я всегда был мистиком, то совершенно не исключаю, что отправляясь во Францию через несколько месяцев, я вылезу на этой станции и проведу здесь пару дней для изучения столь волнующего человечество вопроса.

Итак, я вернулся в купе и спросил проводника о том, о чем его спрашивают чаще всего:

- Не опаздываем ли мы?

Этой дежурной фразы оказалось достаточно, чтобы проводник затянул меня в свое купе и начал пространно рассказывать о своей жизни.

В два часа ночи, сонный, я принужден был узнать о его семье, о том, как трудно воспитывать двух взрослых дочерей, и о том, что самое главное для него - чтобы поезд опоздал пересечь советскую границу на несколько минут.

Это меня удивило: что за радость в опоздании? И тогда, смерив меня доверчивым взглядом, он заговорил по-простому:

- А вот это не скажи, - заявил он, - тут ведь не мне одному надо, целой команде и машинистам.

- Что? - не понял я.

- Ну, если мы без пяти двенадцать ночи пересечем блок-пост "Буг", то мы хрен получим за этот день валюту.

И проводник сделал жест, положив правую руку на внутренний изгиб локтя левой руки, а последнюю, в свою очередь, сжал в кулак и энергично потряс...

Целый день мы ехали в поезде, с попутчиком не перемолвились и двумя словами, а проводника видел много раз: то он мел длинную ковровую дорожку вагона, то приносил чай, то собирал и раздавал паспорта, но на его лице я постоянно читал озабоченность: опоздает или не опоздает поезд на эти пять минут.

И он, естественно, опоздал.

Потому что не могло не материализоваться устремленное желание всей поездной бригады получить валюту за лишние сутки...

3 сентября

В 12.02 ночи мы остановились у блок-поста "Буг". В вагон вошли пограничники, карантинная служба и таможня.

Все три службы по очереди, заглядывая в наше купе, то проверяли мой паспорт, то спрашивали, что я везу, то задавали вопросы, не везу ли я зверей, птиц или семена растений.

Соседа вопросами обходили.

В конце концов, одна из таможенниц занялась мной вплотную. Она изящными пальцами щипача перерыла вещи в моем рюкзаке, заставив меня пожалеть о том, что я не постирал свое белье, оставив его до Москвы, потом разломала для чего-то французские булки, присовокупив:

- Съедят и такие.

И спросила, есть ли у меня с собой деньги.

Я честно выложил все, что было в карманах. Не обратив внимания на купюры, она сгребла со стола мелочь, профессионально быстро пересчитала ее, и спросила:

- Она вам нужна?

Я пожал плечами.

Бедная женщина, вряд ли ее дети будут поэтами. Я подарил ей эти полтора, что ли, франка... А насчет "съедят и такие" подумал, что конечно съедят. В Москве теперь хлеб дорогой.

За пересчитыванием мелочи, она не заметила предмет, который, как меня стали убеждать уже в Москве знакомые из прокуратуры, я провозить не имел права: а именно баллончик со слезоточивым газом, применяемый во всем мире для самозащиты.

Как юрист заявляю: если наше государство в самом деле презюмирует невиновность, а не декларирует об этом, то баллончик я имею право хранить дома и использовать, если на меня нападут...

Наконец они кончили меня подвергать, оставили в покое, и мы прикатили на станцию Брест, где вагоны отогнали менять колеса.

Советская колея, оказывается, шире европейской. И перед ней хочется надеть шляпу, чтобы потом снять ее и сказать: "Верной дорогой идете, товарищи!" или: "Широко шагаешь - штаны порвешь", - в зависимости от настроения.

Прошли ночь и день.

И без чего-то три показались огни Белорусского вокзала. Да-да, огни, днем на нем почему-то горели фонари, совсем как в Эксе. Только здесь это называлось бесхозяйственностью, а там - иллюминацией.

Через час я уже был дома и улегся спать, чтобы вечером рассказать невероятнейшие байки своим домашним.

По ходу рассказа вспоминаешь моменты, не вошедшие в дневник:

"В чужой стране я не пропаду", - решил я после того, когда ниточка случайностей превратилась в массивную цепь вытекающих одна из другой ситуаций.

То, что в Марселе можно выжить, я понял сразу, потому что среднестатистический француз здесь - это наш армянин, который все еще знает русский и рад поболтать с вами о перестройке.

Как-то ночью я забрел в бар, поразивший меня голографическими изображениями обнаженных тел. О том, что это бордель, я догадался уже пристроившись за стойкой бара. Каюсь, но здесь я не особенно и виноват, поскольку вполне сработала наша многолетняя пропаганда, рассказывающая ужасы про подобные заведения. Но на рекламе кабы я эти ужасы увидел, нипочем бы не зашел. Нет, обманули...

Ну так вот, сижу я в баре, заказал пива, подходит девочка. И вдруг по-русски: "Давно из России?" Потом предложила мне отредактировать рекламу колготок, за деньги, естественно. Реклама оказалась для русских колоний, или, как здесь тактично говорят, - диаспор Канады, Австралии, Италии, Израиля и каких-то еще стран. На пакетике с колготками написано про них все, конечно, по-русски, и, конечно, с ошибками.

Я ошибки поправил.