Сергей Лукницкий - Труды и дни Прокурора Галактики

- Ты что, пид, три дня мужика не видел?

Можно было и не переходить бульвар, но на той стороне Монпарнаса есть Иппопотамо, где меня знают. Я там иногда завтракаю. Сегодня на это времени нет. Вбегаю на секунду в бар. Навстречу мне выходит очень красивая китаянка с каким-то парнем славянского типа, русоволосым и высоким. Я оглядываю их пристрастно - красивая пара.

- Как всегда, виски? - улыбается гарсон.

Я молчу. Он делает мне знак и проводит за стойку, где я залпом выпиваю стаканчик. Я делаю это за стойкой, потому что в баре бывают мои сослуживцы, они могут меня заметить, а я не хочу терять свою последнюю работу.

На ходу звякаю о прилавок монетой и мчусь дальше вниз мимо Вавин и памятника Бальзаку к своему институту. У меня сегодня первая группа. Студенты из разных стран будут учиться у меня французскому.

Я филолог, но работу свою не люблю.

Внизу в вестибюле на компьютере - расписание занятий. Тут же на принтере отрываю лист с именами и характеристиками своих студентов, но изучать их некогда.

Моя аудитория на шестом этаже. Лифт, как всегда, переполнен, мчусь по лестнице.

До начала занятий всего минута, а профессор не может опаздывать, во всяком случае в первый день, даже если профессору только тридцать, он не вымыт и во что попало одет.

Впереди меня по лестнице поднимается китаянка, та же, которая была десять минут назад в баре. Классная фигура. Пока иду за ней, использую возможность разглядеть все до мелочей. Я люблю красивых женщин, а теперь даже останавливаюсь в изумлении. Редко увидишь такое совершенство в Париже. Китаянку сопровождал все тот же русоволосый парень. Она назвала его Вадимом.

Она поднялась еще на несколько ступеней. Я отстаю и перевожу дух: Неужели в мою группу?

И точно, они повернули туда. Я иду следом, окидываю еще раз с ног до головы ее фигуру. Будь я мужиком, обязательно бы тебя трахнула, думаю зло. И иду на свое место за кафедрой.

Моя группа в этот раз оказалась весьма немногочисленной. Пока студенты доставали свои блокноты, карандаши и прочую ненужную дребедень, я с интересом наблюдала за ними. Мужчин в аудитории было трое: поляк, американец и русский. Последний, я взглянула на распечатку, носил имя Вадим: высокий, широкоплечий, русоволосый, с голубыми глазами. Он чем-то даже напоминал мне моего отца. Может быть, невоздержанностью к женщинам, ибо на Вадиме она читалась так ясно, что взгляду опытной женщины было трудно ошибиться.

За несколько лет работы я всегда безошибочно угадывала, какие и с кем из студентов у меня сложатся отношения. Мой метод работы - влюбить в себя учеников, обаять их безмерно, а потом уже они будут послушны, начнут доверять мне полностью, а тогда мои скромные знания легко перейдут из моей головы в их собственные.

Студенты любят за мной ухаживать, и тут нет синдрома ученик - учитель. Я просто привлекательна. Не раз, не два и не десять ко мне подходили и говорили: Вы красивы. Я приветливо улыбалась, но всегда думала о том, что: Ну и что, можно подумать, что это дает вам право мною обладать. Вы себе льстите, мсье. Но, конечно, этого вслух не говорила. Перед началом занятий я даже повесила на видном месте плакатик: Во время урока профессора руками не трогать! Но это исключительно для отработки профессионального подхода к французскому...

Женщины, конечно, не липли ко мне, как мужчины, да все они, кроме китаянки, были одномерны. Я им давала прозвища: итальянку, например, я назвала чинквачента.

Эту разноязыкую группу я получила потому, что владею несколькими языками: английским, русским, немецким, а французский студенты знают и без меня неплохо, я корректирую, убираю им акцент.

Когда моя группа расселась, то оказалось, что представители всех восточных стран сидят по одну сторону, а европейцы - по другую. Как все-таки сильна тяга у людей к границам. Мне было немножко смешно, и я окрестила всю восточную сторону своего класса азиатик.

Началось занятие, и я стала проверять, на что способны мои студенты. Вадим хорошо говорил по-французски. Я думаю, это очень большая редкость, потому что русский, хорошо говорящий по-французски, очень похож на мужчину, переодетого в дамское платье. Китаянка, наоборот, по-французски говорила весьма скверно, она произносила гли конкурд как ден фирошро.

Я стала объяснять интонационные особенности французского языка.

- Оксант сир конфлекс? - воскликнула вдруг итальянка. - Да я так ребенка назову, когда он родится.

И наша группа повеселилась.

Я давно заметила, что многие студенты, кто-то из пижонства или упоения европейской вседозволенностью пишут свои письмена левой рукой. На это смотреть очень мило, но мне было все равно, я только подумала, что, если китаянка тоже фронда и левой рукой пишет свои непостижимые иероглифы, это было бы уж слишком. Она была похожа на большую Дюймовочку.

Я попросила каждого подойти к доске и написать свое имя на родном языке. Иероглиф, который изобразила китаянка, был похож на фруктовые часы из детской сказки.

Я каждому пыталась объяснить, почему некоторые гласные не произносятся во французском языке, не говоря уж о согласных.

Иногда я бросала взгляд на Вадима. Славный мужик. Такие не ухаживают за женщинами, таким самим надо на шею бросаться.

Он сидел рядом с китаянкой, нарушая твердыню азиатик, и копался в своем пошете. Она наклонилась к нему и в чем-то с жаром его убеждала. Он лениво обращал на нее внимание, но она не видела в его поведении позы и продолжала на чем-то настаивать.

Я не могла еще раз не отметить, что они вместе великолепно смотрятся и что это - очень красивая пара.

Американца, поляка, двух японок, немку, болгарку, двух кореянок, датчанку, шведку, шри-ланкийку и алжирку я не запомнила, да и не старалась запомнить. Они не волновали мое воображение, а это верный признак того, что встреть я их на улице через полгода после окончания занятий, я их не узнаю.

Меня интриговала сидящая передо мной пара, интриговала своей гармоничностью, своим совершенством, своей цельностью.

Я не первый год преподаю, я уже говорила это, поэтому умею прекрасно с помощью некоторых не относящихся к занятиям реплик выудить из студентов все, что мне заблагорассудится. Поэтомудовольно быстро я стала обладателем информации о том, что русский этот намерен здесь жить долго, что он ищет работу и пристанище, что только отсутствие европейского жизненного опыта и русская самостоятельность не позволяют принять, во всяком случае явно, притязания и ухаживания влюбленной китаянки, которая, сказать по совести, была бы для него великолепной партией. Отец ее имеет свой бизнес где-то во Флориде, и, судя по тому, сколько на дочери навешано украшений, весьма солидный. К тому же сама она - совершенство, может быть, немного глупенькая, но нельзя же требовать от двадцатилетней женщины всего сразу. Я вот умная, а что толку.