Виктор Лысенков - Тщеславие

Два чувства сменяли друг друга в нем, пока они катили до дому. Почему-то он чувствовал удовлетворение, что проучил этого пижона. Словно сглаживалась та тайная обида, когда он так бездарно проиграл Роберту "бой" в скверике у театра. С другой стороны - мучила и не отпускала мысль, что бить лежачего ногой не надо было. В их детстве и юношестве было железное правило: лежачего бьют. Это значит, он насмотрелся драк уже нового поколения, когда и толпой били одного, били и лежачего, били ногами. Он один раз видел такое зверское избиение из окна автобуса, возле площади Победы, и самое страшное мимо шли люди и никто не вешался. Боялись. Могли дать и им. И вот он ударил этого. Ну пусть бы он встал. Можно было сделать апперкот. Пусть еще раз лег бы на асфальт... Да, не надо было.

Надя не появилась дома ни в этот день, ни на другой. Он позвонил теще там сухо ответили, что ее нет. Так... Значит, что-то придумано. На третий день он немного задержался на работе - шеф попросил подготовить к машинке доклад. Все уже знали - после Сергея ничего перечитывать не надо. Вот где пригодилась филология! Хоть плачь! Он и не заметил, как у небольшого скверика неподалеку от министерства его встретила группа здоровых ребят - не меньше десяти. Он ничего не успел сообразить, как его схватили за руки. Не вырваться. Его подтащили к дереву. И тут он увидел того, кого бил три дня назад. "Ты что, сука, ногами бить мастер?". От мощного удара между ног он почти потерял сознание его ударили еще раз и он начал оседать вдоль корявой поверхности дерева. Но мощные руки не дали ему упасть. Теперь его били по ребрам, по животу, отключался временами и не помнил, когда его бросили.

Потом врач скажет ему: "Благодарите бога, если будет возможность иметь потомство". Он почти не мог ходить, - так между ногами было вздуто и болезненно. Как они не переломали ему ребра - для него тоже было секретом. И ни одного удара по лицу... (Боялись сломать свои пальцы?). Он отлежал в больнице две недели. И снова ощутил рушившийся мир: никто, с кем о н учился или работал в "молодежке" не навестил его. Он понимал, что не придет и жена (он знал - бывшая: навести на него могла только она). Приходили новые сослуживцы, и наверное, по заданию самого шефа - представители месткома. Нанесли ему всего - хоть на базар выноси. Но грела и маленькая искорка тщеславия: через день, когда от него узнали, кто он и позвонили на работу, для него освободили какой-то кабинет и оборудовали под палату. Лежал один как кум королю. Поставили телевизор и извинились, что нет телефона, но сказали, что он в любое время может звонить из ординаторской - даже вечером - дежурному врачу дано цэу.

Выйдя из больницы, он решил позвонить жене. Рассчитал, когда она должна быть дома одна. Собственно говоря, звонить было незачем: он обнаружил, что все свои личные вещи Надя забрала, пока он лежал в больнице. Забрать у нее ключ или вставить другой замок? Но оказалось, что ключ она бросила в почтовый ящик, что он и обнаружил, когда вынимал накопившуюся корреспонденцию. Но и не звонить - тоже вроде замаха ракеткой без последующего удара. Он наткнулся на нее и та сразу перешла в атаку: "Я уже подала на развод. Не вздумай тянуть : - я все равно уеду к Виталику!". ОН сразу понял, кто такой Виталик. Развод не затянулся, но ни к какому Виталику она не поехала - он знал по собственному опыту, что стоят эти увлечения спортсменов где-нибудь на выезде (да и не на выезде). На трибунах всегда сидят девочки, готовые к самым разнообразным контактам с аполлонами русской масти. Он додумывал причины поведения своей бывшей жены. Сверхтемперамент? Но вроде в постели она получала все, что ей было нужно. Его грубое отношение? Да вряд ли он был хуже других. Разные интересы и разный образ жизни? Да, истина лежала где-то здесь. Пожалуй, там, где кончалось ее творчество, если можно так сказать. Пусть она не понимала этого. Но не первая на сцене здесь, тем более в стране - сублимируется вот в такую жизнь. Не все, конечно, в кордебалете - кордебалетили. Но у Залатова дома появились те, кто словно хотел свою третьестепенность на сцене дополнить успехами на сексуальной ниве. В конце концов он не знает, о чем толкуют наедине бабы: кого можно быстро охомутать, кто щедр на подарки, а кто просто на пастельные шалости. Он ведь знал, что вся балетная группа (ну из тех, кто не относится к овцам) как бы поделана между разными группами мужчин города: первые номера были объектом внимания (чаще всего - успешного) местной творческой элиты: композиторов, либреттистов, драматургов, писателей и высшего звена минкультуры. Кордебалет - братии пониже: из русской обслуги местных создателей киношедевров, художников кино и театра ну и другой публики. В данном случае его жена вышла на спортсменов. А точнее - они зацепили ее, когда она шла где-нибудь у театрального сквера, а они, здоровые, сильные, сытые и голодные, прохаживались по скверику вокруг театра. Нет, конечно, это не его дурацкое желание когда-то стать чуть ли не новым Маяковским, но все же... Способ выделиться. Хотя бы для самой себя. Нет быть серой. Не быть хуже (и уж точно лучше тех глупых овечек, что не позволяют себе ничего лишнего). Хотя... А если бы она была первой? Вообще если бы ей рукоплескал мир? Ну ведь это совсем просто? Тогда к блеску славы она подбирала бы себе что-нибудь покрупнее: мировых звезд балета, эстрады и больших начальников у нас, чьи портреты вон там, напротив Дома правительства в рамках. В общем, не хочу быть столбовою дворянкой, а хочу быть морскою царицей. Сказка - ложь. Но все хотят стать морской царицей. Что же злиться на жену (бывшую). Он потом узнавал - иногда случайно, что она то крутит роман с приезжим балетмейстером (в самом деле - не таскать же тому за собой жену из Москвы на окраину страны, где тебе с перерывами полгода работать над каким-нибудь балетом к потрясающе ответственной дате? Юбилею страны, республики, КПСС, дат хватало. Потом - что ее видели в машине одного из партийных бонз - по дороге в загородную зону отдыха для избранных, потом что-нибудь еще. В общем, берем от жизни все. Хватит ее надолго с ее фигурой. До сорока точно. А может- и до сорока пяти.

Надо сказать, что он быстро женился второй раз опять из того же принципа: чтобы не быть одиноким и брошенным. Оставалось только выбрать кандидатуру не ниже рангом. Чтобы не думали ТАМ, что он - неудачник какой-то. Его новые медицинские пассии не годились для этого по двум причинам: у них уже установился определенный тип отношений, с одной стороны, а с другой - женись она на одной - станет известно об этом другой, то есть откроется "тайна", которой сейчас не интересуется ни та, ни другая. И тянуть не было резона: в те дни, когда у него не оставалось ни Люда, ни Марина Георгиевна (вот черт - наедине с собой он уважал субординацию и называл ее по имени отчеству". Это во мне - раб? Который хочет куда-то вырваться? Ах, этот Липкинд!), он вынужден был ложиться за полночь: все тревожило что-то таились и тревогой скребли душу рассказы о покойниках, приходящих ровно в полночь, о домовых и прочей ерунде. Он успокивал себя, что все эти тревоги отголоски фольклора, когда то сильно подействовавшие на детскую впечатлительную натуру, а он, как будущий художник (ха-ха-художник!), что надо взять себя в руки, и он брал, но вдруг какой-нибудь неожиданный звук (треснула рама от пересыхания или еще что-нибудь, и он вздрагивал и мурашки шли по телу, он крутил головой и говорил: фу ты, черт! - и тут же ругал себя, что поминает черта, хотя не верил в существование этих ангелов со знаком минус. Он пил элениум, потом, когда организм к нему привык, он деликатненько объяснил Марине Георгиевне, что страдает бессонницей, и она давала ему то фенозепам, то родедорм и говорила: раз плохо спишь, переживаешь за прошедший день) а чего ему переживать: в министерстве по авторитету он шел сразу если не за Шекспиром, то за Львом Толстым - точно: годы работы в редакции добавили к филологической грамотности привычку к тщательной вычитке всего, что писал, убирать лишние слова, избегать тавтологии и других стилистических погрешностей), - пей успокаивающие. Их сейчас много: тазепам, мезапам, нозепам, фенозепам, родедорм и так далее. Есть чисто снотворные, типа ноксиропа. Или реланиума. Я тебе сама буду их менять: больше месяца ничего не пей, чтобы не было привыкания". Он все хотел спросить ее о том сильном снотворном, но не решался. Знал, что есть еще люминал, но Марина Георгиевна сказала, что сейчас есть много новых препаратов, не столь токсичных. Но странно: сейчас тревоги не было, хотя он и не пил ничего. По крайней мере - не помнит. Но почему он так высоко поднимался? Он что - во сне видит сон? И все остальное? Но жениться надо.