Михаил Салтыков-Щедрин - Том 15. Книга 1. Современная идиллия

— Бежать надо! — сразу решил Глумов.

— А ты?

— И я заодно. И Фаинушку с собой возьмем… бабочка-то какая! золото!

— Куда же мы побежим?

— А будем постепенно подвигаться вперед. Сначала по железной дороге поедем, потом на пароход пересядем, потом на тройке поедем или опять по железной дороге. Надоест ехать, остановимся. Провизии с собой возьмем, в деревню этнографическую экскурсию сделаем, молока, черного хлеба купим, станем песни, былины записывать; если найдем слепенького кобзаря — в Петербург напоказ привезем.

— Чудак! это прежде былины-то по деревням собирали, а нынче за такое дело руки к лопаткам и марш в холодную!

— А ежели всех постигает такая участь, так и мы от миру не прочь. Я уж Фаинушку спрашивал: пойдешь ты за мною в народ? — Хоть на край света! говорит. Для науки, любезный друг, и в холодной посидеть можно!

— Вот, Глумов, тебе об деле говорят, а ты всё шутки шутишь!

— Нимало не шучу. Говорю тебе: бежать надо — и бежим. Ждать здесь нечего. Спасать шкуру я согласен, но украшать или приспосабливать ее — слуга покорный! А я же кстати и весточку тебе такую принес, что как раз к нашему побегу подходит. Представь себе, ведь Онуфрий-то целых полмиллиона на университет отвалил.

— На сибирский?

— Нет, новый хочет взбодрить, в новых землях. В Самарканде или в Маргелане — еще не решили.

— А про кафедру митирогнозии для Очищенного не забыл?

— Помилуй, Онуфрий сам именно ее и имел в виду. При сношениях с инородцами нет, говорит, этой науки полезнее.

— То-то будет рад почтенный старичок!

— Мы, любезный друг, и об Редеде вспомнили. Так как, по нынешним обстоятельствам, потребности в политической экономки не предвидится, то он науку о распространении московских плисов и миткалей будет в новом университете читать.

— И бесподобно! Для Маргелана и этих двух наук за глаза довольно!

— Вот мы в ту сторону и направимся средним ходом. Сначала к тебе, в Проплёванную, заедем — может, дом-то еще не совсем изныл; потом в Моршу, к Фаинушкиным сродственникам махнем, оттуда — в Нижний-Домов, где Фаинушкина тетенька у богатого скопца в кухарках живет, а по дороге где-нибудь и жида окрестим. Уж Онуфрий об этом и переговоры какие-то втайне ведет. Надеется он, со временем, из жида менялу сделать.

— Но если мы уедем, кто же об университете хлопотать будет?

— А мы Балалайкину полную доверенность выдадим. Он, брат, что угодно выхлопочет!

— Глумов! так пошлем же поскорей за Очищенным!

— И за ним, и за Балалайкиным. Переговорим, что́ следует, а потом, все вместе — обедать к Фаинушке.

Через час Очищенный и Балалайкин были уже с нами. Почтенный старик, услыхав об ожидающей его на Востоке просветительной миссии, хотел было в виде образчика произнести несколько сногсшибательных выражений, но от слез ни слова не мог выговорить. Когда же успокоился, то просил об одном: чтобы предположенное по штату жалованье начать производить ему, не дожидаясь открытия университета, а теперь же, со дня объявления ему радости. Что же касается до Балалайкина, то и он очень серьезно отнесся к предстоящей обязанности, так что, когда Глумов предостерег его:

— Ты смотри, Балалайка! в одно ухо влезь, а в другое вылезь! — то он приосанился и уверенным тоном ответил:

— За меня, господа, не беспокойтесь! Я одно такое средство знаю, что самый «что́ называется» — и тот не решится его употребить! А я решусь.

Тогда мы убедились, что дело просвещения русского Востока находится в хороших руках, и уже совсем было собрались к Фаинушке, как Очищенный остановил нас.

— Уж коли на то пошло, — сказал он, — так и я свой секрет открою. Выдумал я штуку одну. Не то чтобы особливую, но пользительную. Как вы думаете, господа, ежели теперича по всей России обязательное страхование жизни ввести — выйдет из этого польза или нет?

Вопрос этот настолько озадачил нас, что мы смотрели на Очищенного, вытаращив глаза. Но Глумов уже что-то схватил на лету. Он один глаз зажмурил, а другим вглядывался: это всегда с ним бывало, когда он соображал или вычислял.

— По новейшим известиям, сколько имеется в России жителей? — продолжал Очищенный.

— По последнему календарю Суворина, в 1879 году числилось 98 516 398 душ, — ответил я.

— Значит, если обложить по рублю с души — будет 98 516 398 рублей. Хорошо. Это — доход. Теперича при ежегодном взносе по рублю с души, как вы думаете, какую, на случай смерти, премию можно назначить? Так, круглым числом?

Бросились к суворинскому календарю, стали искать, нет ли статьи о движении народонаселения, но таковой не оказалось. Тогда начали припоминать, что говорилось по этому поводу в старинных статистиках, и припомнили, что, кажется, средний человеческий возраст определялся тридцатью одним годом.

— Тридцать один рубль, — предложил Глумов.

— А я назначаю тридцать пять! — воскликнул Очищенный в порыве великодушия.

— Что́ ты! — набросились мы на него, — ты пойми, кто воспользуется твоим страхованием! ведь мужик воспользуется! ему и тридцати одного рубля за глаза довольно!

Но Очищенный убедительно просил удержать цифру 35, так как, ввиду народной политики, * эта надбавка может послужить хорошей рекомендацией.

— Теперича какое, по вашему мнению, ежегодно число смертей может быть? — продолжал он.

Опять бросились к календарю, и опять ничего не нашли. Но приблизительно вывели, что с 1870 года по 1879-й средний ежегодный прирост населения простирался до 1500 000 душ. Но сколько ежегодно было родившихся и сколько умерших? Это взялся определить уже сам Очищенный при пособии кокоревского глазомера. *

— Из 98 516 398 душ предположим наполовину баб, — сказал он, — получится круглым числом 49 миллионов баб. Из них наполовину откинем старых и малых — останется двадцать четыре с половиной миллиона способных к деторождению. Из этой половины откинем хоть тоже половину бесплодных и могущих вместить девство — останется с небольшим двенадцать миллионов. Каждая из этих плодущих баб пущай раз в три года родит — кажется, довольно? — получится четыре миллиона рождений. Выключите отсюда прирост в полтора миллиона — определится смертность в два с половиной миллиона душ. По тридцати пяти рублей на каждую умирающую душу — сколько это денег будет?

— Восемьдесят семь миллионов с половиной! — бойко ответили мы.

— А ежели вычесть этот расход из дохода (в 98 с половиной миллионов), сколько в пользу страхового общества останется прибыли?

— Один-над-цать мил-ли-о-нов!!

— Только и всего-с.

Очищенный торжественно умолк. На нас слова «страховое общество» тоже подействовали подавляющим образом. Никак мы этого не ожидали. Мы думали, что старик просто, от нечего делать, статистикой балуется, а он, поди-тко, какую штуку удрал!