Антон Макаренко - Статьи и рассказы

Другой эпизод. В танцзале англичанин Сидней с возмущением рассказывает Петру о закопанной у Покровских ворот женщине, казненной за убийство мужа. Рассказ взволновал Петра, и он спешит к Покровским воротам. Женщина еще жива, ее голова торчит над землей, женщина еще разговаривает, отвечает Петру на вопрос. Петр приказывает застрелить ее. Читатель ничего не видит в Петре: ни сострадания, ни возмущения, ни мысли; может быть, у Петра только и было, что некоторое смущение перед иностранцем? Может быть, а может быть, и нет. Читатель должен догадываться, а для догадок никаких оснований нет или очень много разнообразных оснований. В таких случах Петр выступает в очень скупом, почти механическом реагировании на раздражение, а таких случаев очень много. Поэтому и весь образ Петра отдает некоторой механичностью, это впечатление усиливается и внешним характером его мимики, его резких движений; внутренний же мир Петра остается скрытым или только вероятным в двух-трех вариантах. После стрелецкого бунта Петр возвращается в Москву в страшном гневе; пытки и казни, ярость, выходящая из всяких берегов, жестокость, даже изуверство, даже несправедливость все это как будто понятно. Но в то же самое время Петр способен ласково принимать бояр и с добродушной иронией просить одолжить ему бороду "на радостях". И для читателя остается весьма темным вопрос о внутреннем состоянии Петра: какое место в его переживаниях на самом деле занимал неудержимый гнев и сколько у Петра было сознательного решения, сколько было, может быть, страха, простого наслаждения силой и властью, вот этого самого привычного самодержавного буйства?

Если так сложно непонятен Петр в гневе, то еще более остается непонятным он в веселом буйстве, во время праздников, во время довольно диких своих развлечений. В некоторых случаях читатель допускает, что в его разгуле выражается какой-то протест против старины, но совершенно непонятно, какое участие в этом протесте могло занимать явное хулиганство, тоже пахнувшее стариной.

Таким противоречивым и загадочным дошел Петр на страницах истории, таким изображает его и А. Н. Толстой. У А. Н. Толстого к Петру нескрываемая большая симпатия, даже любовь, тем более можно было ожидать, что он предложит художественную гипотезу объяснения этой загадочности, что в его романе "тайна" Петра в большей или меньшей мере будет объяснена. Петр как человек, как личность и после выхода романа не стал для нас яснее и понятнее.

Таким образом, в романе нет не только внешней фабулы, отражающей развитие отдельных личных биографий, но и фабулы психологической, нет отражения духовного состояния людей, в том числе и духовного состояния главного героя.

Так же чересчур обьективно автор рисует и характеры других персонажей. Меншиков виден со стороны внешних движений: он смел, изобретателен, находчив, энергичен, свободен и в волевом, и в моральном отношении. Но он ведь еще и умен. И вот спросите любого читателя, как относится Меншиков к реформе Петра, заслуживает ли он его любовь, предан ли он ему в той мере, в какой это представляется Петру, есть ли в Меншикове кроме эгоизма и своекорыстия еще и настоящая человеческая страсть? По данным романа на эти вопросы ответить нельзя. И в отношении к сюжету психологическому А. Н. Толстой так же не хочет отойти от истории, как и в отношении к сюжету внешнему. Он не решается предложить определенное обьяснение ни для одного характера исторического лица, сам принимает их так, как они поданы в истории, и читателю рекомендует это сделать.

2

Таким образом, "Петр Первый" является, прежде всего, историческим повествованием, элементы романа в нем очень незначительны, невыразительны. Эта историчность книги, ее особенная, открытая и прямая эпохиальная установка, ее глубокий пространственный и социальный захват явились бы совершенно достаточным основанием для отвода каких бы то ни было попыток анализа книги с точки зрения требований к роману. Только сам автор дает основания для такого анализа, в некоторых местах изменяя своему историческому чистому заданию и вводя в книгу начала личных историй.

Но как историческая книга "Петр Первый" должен быть признан совершенно исключительной книгой по своему успеху. Работа А. Н. Толстого не лишена некоторых ошибок, об этом скажем ниже. Но никому ещ не удавалось в строгом историческом, почти свободном от вымысла изложении дать читателю такую оживленную, такую красочную, полнокровную и волнующую картину исторических событий. Да, в книге А. Н. Толстого проходит, прежде всего, история, читатель не успевает обратиться в спутника какой-либо отдельной личности, соучастника ее в личной ее судьбе, он не покидает широкого исторического фронта, он ни на одну минуту не забывает о целой России, но история проходит перед глазами читателя очаровательной экспрессией, в таком быстром и живом потоке, что читатель ни на одну минуту не испытывает тоски по личной истории того или иного героя. Необходимо отметить, что даже личная судьба самого Петра I не сделалась в романе главной сюжетной линией. Может быть, называя роман именем Петра, автор и хотел изобразить прежде всего этого царя, может быть, именно поэтому он уделил так много внимания его отношению к Анне Монс. Но получилось не так. История оживлена А. Н. Толстым настолько совершенно, что читатель не хочет выделять никого, в том числе и Петра, из общего исторического движения. Петр в представлении читателя остается только главной фигурой в исторических событиях, именно потому интересной, что в этой фигуре отражается история. Петр начинает ряд многих таких же важных и таких же исторических фигур. Симпатии читателя к Петру возникают без связи с его личной судьбой, с его любовью, они возникают потому, что Петр вместе с другими делает великое историческое дело. И поэтому, может быть, хорошо, что автор не углубляется в психологические тайны Петра.

Чем же все-таки обьясняется исключительная увлекательность романа Толстого, если эта увлекательность не обеспечена ни фабульной оригинальностью и новизной, ни стройным и глубоким сюжетом психологических картин?

Может быть, эта увлекательность проистекает из высказываемых автором мыслей, положений, из той философии автора, которая новым светом освещает для читателя петровскую эпоху, стремления и борьбу действующих лиц?

Да, роман "Петр Первый" отличается активным и даже страстным тоном отношения автора к изображаемым событиям, и это придает роману прелесть взволнованной искренности и полнокровности настроений. Правда, А. Н. Толстой нигде не выступает от первого лица, нигде не навязывает читателю свое мнение, роман ни в какой мере не перегружен сентенцией, но сентенция все же имеется, она чувствуется и в самом тоне, и в расстановке действующих лиц, в их высказываниях, в системе исторических сил. В романе писатель старается вести за собой читателя. Стараясь быть более или менее обьективным в описании отдельного действующего лица, не усложняя это действующее лицо излишним грузом авторского вымысла и создавая, таким образом, впечатление авторской беспристрастности, А. Н. Толстой далеко не беспристрастен к композиции романа. Очень возможно, что это есть самый правильный метод изображения исторических событий, правильный способ высказывания современника по поводу исторических эпох прошлого.