В Маклаков - Из воспоминаний
- Название:Из воспоминаний
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
В Маклаков - Из воспоминаний краткое содержание
Из воспоминаний - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это подводит к вопросу о политических взглядах среды, в которой с детства я рос. Это была среда {29} "интеллигенции", а не помещичья. Землевладельцы-помещики, которых было много среди материнской родни, были более старшего поколения; я мало их видел и перед детьми они политических взглядов своих не высказывали. Я их просто не знал и какого бы то ни было влияния на меня они оказать не могли. Кругом, в котором я рос, были знакомые и друзья отца, вообще интеллигенты. Между ними самими, конечно, могли быть различия и очень глубокие, но для детских глаз незаметные. Главное же в них было то, что они все в свои молодые годы жили в ту переломную для России эпоху, когда было невозможно оставаться нейтральным. Нельзя думать, что в таких случаях бывают только два лагеря. Кто не с нами, тот против нас.
Единогласие возможно, когда довольствуются отрицанием: отменить, не допустить.
Когда хотят строить новый порядок (и в этом заслуга и величие Великих Реформ), там разномыслия неизбежны: они вытекают из сути вещей. Одним кажется, что реформы идут слишком быстро, недостаточно считаются с прошлым. Другим - наоборот. С кем тогда был отец - я точно не знаю. Сам он этого нам не рассказывал, а семейная хроника "бабушек" этим не занималась. Я от них часто слышал другие рассказы, например, о том, как отец сделал предложение матери. Он в доме ее родителей часто бывал, сначала как доктор, позднее как друг, но о своих личных планах молчал. И когда в разговоре с бабушкой он по какому-то поводу сделал на это очень отдаленный намек, который можно было понять даже вовсе не так, бабушка на него сразу накинулась:
"Наконец-то, мой батюшка, давно пора!"
Об этом они часто вспоминали со смехом. Можно было над этим только смеяться: брак вышел очень счастливым. Была ли в этих колебаниях отца простая застенчивость или его останавливало неравенство "положений" - мать была единственной дочерью богатых и важных {30} родителей, а он, молодой врач, не имевший своего состояния, - или за этим скрывалось различие культурных и политических симпатий двух семей - я не знал и уже не узнаю.
Поскольку я помню отца и его друзей, их политическое понимание для меня не оставляло сомнения. Все они были за Освобождение 61 г., за Великие Реформы, многие были сами общественными деятелями, часто гласными Думы. Отец был с теми, кто хотел и эти реформы довести до конца, быть может до "увенчания здания". Думаю так потому, что помню, как он сочувственно говорил о назначении Лорис-Меликова, хотя политического смысла такого сочувствия я, по малолетству, тогда не мог понимать.
Но это одна сторона; все они вышли все-таки из круга "довольных", а не "обиженных судьбой", не тех, про которых в 58 году Н. А. Некрасов писал:
Чьи работают грубые руки,
Предоставив почтительно нам
Погружаться в искусства, науки,
Предаваться мечтам и страстям.
К этому чужому миру они относились без признаков высокомерия, не считали его "быдлом", обреченным оставаться внизу; себя не считали "белою костью", у которой есть привилегии по рождению; но они в себе ценили культуру и образованность и в этом видели свое заслуженное преимущество; не хотели это преимущество хранить для себя одних, считали долгом государства передавать его всем остальным, но не признавали и своей вины перед народом, не считали, что необразованные люди призваны Россию за собой вести, или что культурным слоям у народа чему-то надо учиться. Долг высших классов был его учить и ему помогать, а не уступать ему места. И если это тогда им старались внушать, то они такое учение не считали, {31} не только опасным, но даже серьезным. Позднейших идеологий тогда не предвидели.
Но в самых этих прежде обиженных классах слагалось другое настроение. О нем я позднее узнавал из литературы, и даже из наблюдений, но в детстве мне с ним не приходилось встречаться. Настроение порождало дела, которые ни от кого нельзя было скрыть.
Началось революционное движение 70-х годов, завершившееся цареубийством 1-го марта.
Это время я отчетливо помню. И помню, что среда, в которой я рос, относилась к революционным покушениям вполне отрицательно. Она в это время была "опорой порядка", считала, что покушения мешают проведению нужных и возможных реформ. Ни цели их, ни психологии людей, которые собой тогда за это жертвовали, она не понимала. Культ революции, вера в то, что всего можно достигнуть насилием, убеждение, что успех революции есть высший моральный закон, нельзя было совместить с теми идеями, которые одушевляли эпоху Великих Реформ.
Это вышло наружу в 81 году. Либералы оказались правее, чем может быть думали сами. "Победа" революционеров 1-го марта стала концом их успехов. Широкое общество от них отшатнулось. У настоящей "реакции" оказались развязаны руки и она нашла исполнителей. К ней переходили даже из "либерального" лагеря. Власть стала бороться тогда не только с "революционным" движением, в чем был бы долг всякой государственной власти, но с теми идеями, которые лежали в основе 60-х годов.
В это трудное время задачей той либеральной общественности, которая не изменила себе, стало спасать то, что еще можно было спасти и от торжествующей реакции самодержавия и от малозаметного, но зарождавшегося уже тогда революционного "тоталитаризма".
"Либералы" сами собой оказались опять на {32} левых позициях, и в печати, и на тех постах общественной деятельности, которые реакцией еще не были уничтожены. Так шла эта "холодная" война, пока не началось Освободительное Движение, которое в 1905 году привело к "увенчанию здания".
Мой отец не дожил до этого времени. Он умер в 1895 году, когда началось царствование Несчастного Николая II. Принять участие в борьбе с самодержавием, уже не только в качестве зрителя, пало на долю моего поколения в его еще молодые, но уже не детские годы. Но к этой борьбе оно уже было подготовлено старшими.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Желание матери как можно дольше детей учить и воспитывать дома, по-видимому, встречало со стороны отца возражения. У него были другие взгляды. Он опасался для нас чересчур дамского, тепличного воспитания; хотел, чтобы мы возможно раньше узнавали настоящую жизнь и ее темные стороны. Он любил нас поддразнивать, друг с другом стравливать; смеялся над внешними проявлениями ласки, называя их "телячьими нежностями". Помню, как мать ему не раз говорила при нас, что он о таком воспитании потом сам пожалеет.
Вероятно, потому, что мать все же не теряла надежды, как можно долее продолжать обучение дома, меня там учили тому, что для поступления в гимназию не требовалось. Наша учительница, Надежда Ивановна, учила нас всем предметам: писать без ошибок, арифметике, географии, истории. Для истории у нас был какой-то альбом с историческими картинками, начиная с крещения Руси и кончая чтением Манифеста 61 года. При этих картинках был объяснительный текст; благодаря им всё запоминалось легко. Была у нас и {33} специальная детская библиотека: в ней между прочим были два томика о Потемкине и Суворове. Не помню их автора, но вспомнил о них потому, что когда их у нас увидел однажды В. К. Истомин, будущий всесильный правитель канцелярии при В. К. Сергее Александровиче, он сказал, что всюду их разыскивал для своих детей, но нигде не смог достать.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: