Генри Джеймс - Американец

Ньюмен слушал эти речи, скрестив на груди руки и не сводя глаз с лица маркиза.

— К обоюдному удовольствию? — переспросил он, и голос его прозвучал как-то зловеще ровно. — А как может быть иначе? Если что и помешает вам получить удовольствие — ваша вина. Мне же опасаться нечего, я-то буду доволен.

— Мой брат имеет в виду, что со временем вы привыкнете к вашему изменившемуся положению, — и Валентин умолк, чтобы закурить новую сигарету.

— Изменившемуся? В чем? — тем же ровным тоном спросил Ньюмен.

— Урбан, — уже серьезно обратился к брату Валентин, — боюсь, мистер Ньюмен не вполне ясно понимает, о чем идет речь. Мы обязаны разъяснить ему.

— Мой брат со своей всегдашней бестактностью заходит слишком далеко, — сказал маркиз. — А ведь и моя мать, и я хотели бы, чтобы никаких намеков ни на что подобное не возникало. И вас мы просили бы их избегать. Мы предпочитаем раз и навсегда решить, что, поскольку вы являетесь претендентом на руку сестры, вы становитесь членом нашего круга, и никому ничего объяснять на этот счет не намерены. Если обе стороны не будут говорить лишнее, все обойдется. Словом, вот об этом я и хотел вас предупредить — мы вполне отдаем себе отчет, на что идем, и можете быть уверены, мы не изменим своего решения проявлять сдержанность.

Валентин вскинул руки вверх, а потом закрыл ими лицо.

— Я, конечно, признаю, что не слишком тактичен. Но, брат! Слышали бы вы сами, что вы городите! — и он залился долгим смехом.

Лицо маркиза слегка порозовело, но он лишь выше поднял голову, словно не желая иметь ничего общего с этой вспышкой неуместной вульгарной веселости.

— Убежден, что вы понимаете, о чем я говорю, — сказал он Ньюмену.

— Да нет! Не понимаю совершенно! — ответил Ньюмен. — Но это неважно. Мне все равно. Вернее, я чувствую, что для меня даже лучше не понимать. Если пойму, мне это может не понравиться. Может, знаете ли, никак меня не устроить. Я хочу жениться на вашей сестре — вот и все. Хочу сделать это как можно скорее и не желаю замечать ничего для себя неприятного. Мне безразлично, как все будет обставлено. Видите ли, я женюсь не на вас, сэр, а на вашей сестре. Вы не станете мне препятствовать — вот и все, что мне нужно.

— А теперь вам следует выслушать и мнение моей матери, — ответил маркиз.

— Прекрасно, с удовольствием, — согласился Ньюмен и сделал шаг к дверям, собираясь вернуться в гостиную.

Маркиз де Беллегард жестом предложил ему пройти вперед и, как только Ньюмен ступил за порог, закрыл дверь и остался с братом наедине. Ньюмен был несколько смущен дерзкими и ироническими замечаниями младшего брата, он и без них прекрасно понимал, куда клонились неприкрыто покровительственные рассуждения маркиза. У него хватило сообразительности по достоинству оценить смысл такого рода любезности, когда вас якобы стараются уберечь от оскорблений, а на деле только их подчеркивают. Однако Ньюмен был благодарен Валентину за его деликатную поддержку, которой и объяснялась непочтительность младшего брата к старшему, и меньше всего нашему герою хотелось, чтобы его друг поплатился за эту непочтительность. Сделав несколько шагов по коридору, Ньюмен приостановился, надеясь услышать отголоски гнева старшего брата, но вокруг было совершенно тихо. В самой этой тишине таилось что-то зловещее. Ньюмен понимал, что не имеет права подслушивать, и направился в гостиную. Пока он отсутствовал, там появились гости. Они группками располагались в разных концах комнаты, а двое или трое перешли в соседствовавший с гостиной маленький будуар, дверь куда была открыта и где горел свет. У камина на своем обычном месте сидела старая мадам де Беллегард, разговаривая с престарелым джентльменом в парике и пышном шейном платке, какие, верно, были в моде в 1820-х годах. Мадам де Сентре, склонив голову, внимательно слушала доверительные речи дряхлой дамы — очевидно, супруги старого джентльмена в шейном платке. На даме было красное атласное платье и горностаевая накидка, а на лбу красовалась лента с топазом. Когда Ньюмен вошел в гостиную, молодая мадам де Беллегард отделилась от группы беседующих гостей и заняла кресло, на котором сидела перед обедом. Она слегка подтолкнула стоявший рядом с ней мягкий стул и взглядом дала понять Ньюмену, что стул этот предназначен для него. Он пересек гостиную и занял предложенное место; жена маркиза интересовала и забавляла его.

— А я знаю вашу тайну, — сказала она на своем плохом, но очаровательном английском, — так что, пожалуйста, не скрытничайте. Вы хотите жениться на моей золовке. C’est un beau choix. [90] Хороший выбор (франц.). Вам как раз очень подойдет высокая, стройная жена. Знайте же, я замолвила за вас словечко, так что извольте поставить за меня свечу.

— Замолвили словечко? Кому? Мадам де Сентре?

— Ну что вы! Вам это может показаться странным, но мы с ней совсем не близки. Нет, я выступила в вашу пользу перед мужем и свекровью. Я их заверила, что мы сможем вертеть вами, как захотим.

— Очень вам признателен, — рассмеялся Ньюмен, — только вряд ли.

— Будто я и сама не знаю! У меня даже в мыслях такого нет. Просто мне хочется, чтобы вы вошли в нашу семью. Полагаю, мы будем друзьями.

— Не сомневаюсь, — ответил Ньюмен.

— Не зарекайтесь. Если вам так нравится мадам де Сентре, я, быть может, не понравлюсь вовсе. Мы с ней очень разные, как голубое и розовое. А вот с вами у нас есть что-то общее: я стала членом этой семьи благодаря браку и вы хотите войти в нее таким же образом.

— Я хочу другого, — прервал ее Ньюмен. — Я хочу изъять из нее мадам де Сентре.

— Что ж, хочешь забросить сеть, изволь войти в воду. Наше положение в этом доме будет одинаковым, так что мы сможем обмениваться впечатлениями. А что вы думаете о моем муже? Странный вопрос, правда? Но дайте срок, и я не то еще у вас спрошу.

— Пожалуй, на более странные ответить будет легче, — сказал Ньюмен. — Задавайте, задавайте!

— Прекрасно выпутались! Сам старый граф де ла Рошфидель — вон он сидит — не смог бы лучше! Я им сказала, что с нашей помощью вы станете настоящим talon rouge. [91] Красный каблук — французское прозвище аристократов. Как-никак, а в мужчинах я разбираюсь. Кроме того, мы с вами в одном лагере: я ведь отъявленная демократка. По происхождению я vieille roche: [92] Старого закала (франц.). немалый отрезок истории Франции является историей моей семьи. Но вы-то о нас, конечно, и не слышали. Ce que c’est que la gloire. [93] Вот она — слава (франц.). Во всяком случае, наш род знатнее рода Беллегардов, но моя родословная меня ничуть не заботит! Я хочу жить в ногу со временем. Я революционерка, радикалка, дочь своего века! Уверена, что захожу дальше вас! Я люблю умных людей, к каким бы слоям общества они ни принадлежали, и ищу развлечений, где захочу. Я не в обиде на Империю, хотя сейчас весь мир на нее дуется! Конечно, мне надо высказывать свои симпатии осторожно. Но вместе мы возьмем реванш!