Самуил Маршак - Статьи, выступления, заметки, воспоминания

Это совершенно верно. У детской литературы есть большие удачи. В ней работают не литераторы второго сорта, не бедные неудачники, которые занимались детской книжкой когда-то, а настоящие писатели, люди со своим характером, лицом, почерком.

Для детей писал Алексей Толстой {1}, пишут Михаил Пришвин, Катаев, Тихонов {2}, Федин {3}, Аркадий Кулешов, Сергей Михалков, М. Ильин, Паустовский, Каверин, Пантелеев, Кассиль, Фраерман, К. Чуковский, Лев Квитко, Агния Барто, Нехода {4}, Забила, Копыленко, Оксана Иваненко. Всех уже и не перечислишь. Желание Горького, чтобы вся наша большая литература принимала участие в создании детских книг, уже близко к осуществлению.

Недаром многие заметные книги последних лет могут быть с полным правом названы книгами для детей и юношества.

Таковы, например, повесть о краснодонцах Александра Фадеева, "Два капитана" Каверина, "Дорогие мои мальчишки" Льва Кассиля и другие.

Писать о войне для читателя-ребенка не так-то просто. Записью фактов, документом, хотя бы и самым точным, Этого читателя уж никак не удовлетворишь. Война должна предстать перед ним неприкрашенной и в то же время романтической, суровой, даже грозной, но без излишнего количества окровавленных бинтов.

Одной из лучших наших книг о войне и при этом вполне соответствующей запросам маленьких читателей я назвал бы повесть Валентина Катаева "Сын полка", хотя написана она не только для детей.

Катаев не пожалел на нее душевной теплоты и наблюдательности - тонкой, точной, любовной. Поэтому ему так удался главный герой повести - мальчик с копной волос, похожих на соломенную крышу, и ногами, темными, как картофель.

Ваня Солнцев - это подлинный романтический герой, со своей сложной судьбой, подвигами, приключениями, настоящими дружбами, - и в то же время обыкновенный деревенский мальчишка, совершенно живой и неподдельный.

И окружен этот герой такими же, как он сам, живыми людьми, хорошими, простыми, - теми солдатами Красной Армии, которые победили в этой беспримерной войне.

Книжка полна прелестных подробностей, но главная ее удача, быть может, в каком-то особом писательском такте.

Мальчик, будучи героем повести, занимает в ней скромное и надлежащее место. Он - лирический, а не исторический центр книги о войне.

И поэтому, несмотря на то, что, читая повесть, мы чаще всего смотрим вокруг глазами этого мальчика, любуясь вместе с "ним то ярко-алым башлыком и черной кубанкой кавалериста, то пушечками на артиллерийских погонах, то настоящими пушками в натуральную величину, - война ни на минуту не кажется нам обстановкой, фоном для условного детского спектакля, как это часто бывает в повестях, и не только детских.

Мальчик изображен во весь рост, но он не заслоняет собой войны и тех серьезных человеческих отношений, которые создаются на фронте.

Катаев нисколько не щеголяет фронтовым жаргоном, а уж если и ловит словечко, то вовремя и к месту.

Вот первый разговор мальчика с разведчиками, испытанными мастерами разведки:

- Я, дяденька, - маленький. Я всюду пролезу" - с радостной готовностью сказал Ваня. - Я здесь вокруг каждый кустик знаю.

- Это и дорого, - серьезно отвечает разведчик.

Читатель с хорошим слухом непременно уловит и оценит благородную точность интонации этих трех простых слов: "Это и дорого". Тут и мужская густота голоса, и спокойная уверенность, которая сразу обнаруживает, что говорит специалист, и тот оттенок поощрительного уважения, с каким умный взрослый разговаривает с ребенком. Это и дорого!

Я так подробно остановился здесь на небольшой повести Катаева отнюдь не потому, что считаю ее "Войной и миром" нашего времени. Война у нас позади, а мир со всеми своими сложностями и трудностями еще впереди.

Повесть Катаева радует своим здоровьем, как может радовать хороший, красивый в своей нормальности ребенок.

За последнее время мы прочли довольно много повестей и рассказов о детях в войне. Что отличает их от повести Катаева? В большинстве этих книжек героями являются тоже дети - сироты войны, совершающие подвиги или переживающие сложные события.

Вот, например, в повести Копыленко "Солнце" есть, казалось бы, все основания для удачи. Трудно придумать положения более острые и драматические, чем те, которые лежат в основе книжки.

Маленький деревенский мальчик Гордей живет в землянке со своей старой, больной бабушкой. Деревня их занята немцами, хата сожжена. Родные убиты. Мальчик героически несет все трудности этой страшной жизни, да при этом еще с беззаветной смелостью прячет у себя в землянке раненого командира и делится с ним последним куском. Этому мальчугану сдается в плен солдат немецкой армии - чех, и мальчик сам передает своего пленника Красной Армии, когда первые ее отряды выбивают немцев из деревни.

Во время этих событий умирает бабушка мальчугана, и он остался бы совсем один на свете, если бы раненый командир не заявил о своем желании усыновить своего маленького спасителя.

Уж, кажется, трудно найти сюжет более трогательный по самому существу своему.

Местами у Копыленко находятся и какие-то точные и нежные слова, соответствующие его литературной задаче, - скажем, там, где мальчик спрашивает бабушку, жива ли она еще, и очень просит ее не умирать.

Но таких мест, к сожалению, не слишком много.

Ткань повести редковата, и от этого сюжет, такой правдоподобный в наше время, кажется подчас искусственным, придуманным. Достаточно было автору ввести в повесть приподнятый до ходульности разговор мальчика Гордея с солнцем, чтобы скомпрометировать правдивость и убедительность фабулы.

Копыленко - талантливый, искренний и опытный писатель, и поэтому мы вправе задать и себе и ему вопрос: чего, собственно, не хватило ему для того, чтобы его "Солнце" и в самом деле грело? Почему такой трагический, взятый из самой жизни сюжет породил столь привычный и не слишком глубокий рассказ? Почему, читая самые грустные страницы книжки, уже заранее угадываешь благополучную развязку, как это бывает в святочных рассказах?

Ведь вот удалось же Катаеву, при всем оптимизме его повести, тоже обещающей (но как-то очень осторожно и неуловимо) благополучную судьбу героя, избежать "святочности", поверхностности, сентиментальности. Чем это достигнуто? Прежде всего отсутствием служебных мест, бутафорских мостиков, ведущих от эпизода к эпизоду. На самую мелкую и как будто второстепенную деталь Катаев тратит настоящее воображение, темперамент, подлинные наблюдения. Лихой и щеголеватый четырнадцатилетний кавалерист в ярко-алом башлыке, в черной кубанке с алым верхом упоминается всего один раз, а как властно занял он свое место в повести, как ясно и весело входит он в память.