Иероним Ясинский - Пожар

— Успокойтесь, мадам, — сказал Сорзон, продолжая держать за пульс Сергея Ивановича. — Теперь ясно, что с ним апоплексия. Прежде бросали кровь, — сказал он по латыни Поликопенко. — Но какого мнения об этом обстоятельстве молодая медицина?

Поликопенко кое-как понял Сорзона и сказал Лидии Фадеевне с растерянным видом:

— Мы сделаем ему сейчас же искусственное дыхание. Уйдите — его надо раздеть.

— Я не хочу уходить, не нужно уходить! — вскричала Лидия Фадеевна, и в глазах ее сверкнул луч надежды.

Безжизненное тело Сергея Ивановича было положено на диван, и Поликопенко, двигая рукой покойника и надавливая ему живот под ложечкой, старался призвать его к жизни. Но жизнь отлетела. Сорзон вышел, сел на свою лошадь и уехал. Поликопенко скоро устал и, убедившись в несомненной смерти Сергея Ивановича и в невозможности воскресить его, решил тоже уйти.

— Доктор, неужели нет никакой надежды? — спросила Лидия Фадеевна, поворачивая к Поликопенко заплаканное лицо.

Поликопенко чуть-чуть пожал плечами и произнес:

— Кто бы мог ожидать… Сергей Иванович был такой здоровый и крепкий человек!

Слово "был", сказанное о человеке, который всего полчаса тому назад еще жил и который был так близок Лидии Фадеевне, заставило ее содрогнуться от ужаса и безграничного отчаяния.

— Что делать! — проговорил доктор и еще хотел сказать что-нибудь утешительное в том же роде, но почувствовал, что все его фразы покажутся бессмысленными и пустыми.

— Неужели же умер? — спросила Кремнева, веря и вместе не веря в этот внезапный и нелепый исход деятельной и хлопотливой жизни всегда здорового и бодрого Сергея Ивановича. — Но может быть, доктор, еще надо искусственное дыхание?..

Он опять пожал плечами.

— Нет, — произнес он. — Вам, Лидия Фадеевна, надо примириться со свершившимся фактом.

В ответ она громко застонала и припала к мужу. Дети узнали, наконец, что отец умер. Они бросили игры и с плачем и воем вбежали в кабинет. Поликопенко вышел из комнаты умершего в том удрученном состоянии духа, которое так знакомо врачам, хотя их часто и упрекают в бесчувственности. Стыд и досада и ужас перед смертью волновали его. Семен без шапки стоял у окна, глядел на барина и плакал.

— Уходите, дети! Папа еще жив… вот сейчас…

Дети ушли. Она стала раскачивать Сергея Ивановича на диване, то поднимая, то опуская его руку, как делал Поликопенко. Кровь показалась у него из носу. Лидия Фадеевна обтирала ее своим носовым платком. Вдруг она увидела тусклые глаза мужа, неопределенно смотревшие из-под полуоткрытых ресниц. Она закричала от нестерпимой душевной боли. Надежда погасла в ее сердце, она убедилась, что муж умер — умер навсегда, что никакими чарами нельзя уж воскресить его к жизни. Тусклый взгляд мертвых глаз Сергея Ивановича впился в ее душу — она не выдержала боли и лишилась чувств.

Через два часа тело Сергея Ивановича было омыто при помощи Семена и старичка, жившего во дворе и платившего Кремневым за свою конуру два рубля в месяц. На том самом столе, за которым он обедал сегодня в последний раз, был положен Сергей Иванович. Лидия Фадеевна, оправившись от обморока, усталая и убитая горем, молча суетилась возле покойника и сама поправила подушку, чтобы ему было удобнее лежать. Плач и всхлипыванья детей нарушали тишину, воцарившуюся в доме. Зеркала — их, впрочем, было немного — Лидия Фадеевна занавесила простынями. Она сделала все то, что делала ее мать, когда умер отец Лидии Фадеевны. Была найдена запыленная иконка и повешена в углу залы над покойником. Пришел хорошенький белокурый дьячок и принес закапанную воском книгу.

Знакомые дамы собрались мало-помалу, сначала соседки, потом соседки соседок. Они подходили к покойнику, кланялись ему и утешали Лидию Фадеевну, как могли. Они увели ее из залы, где лежал Сергей Иванович. Они припадали к ее плечу и всхлипывали — кто притворно, кто искренно. Нашлась такая барыня, которая даже хотела рассмешить ее, рассказав ей какой-то анекдот. Лидия Фадеевна ничего не поняла, но дети, слушая анекдот, стали улыбаться.

Вечерело. Солнце закатилось уже за дома, и его красный свет проникал слабыми, нежаркими лучами в залу и играл на стульях, захватив собою белокурые волосы дьячка и парчовую ткань, которую был до половины покрыт Кремнев. Было душно в комнате. Гробовщик пришел уже совсем сумерками. Он был худой и дряхлый человек, с отвисающей от старости челюстью. Окинув мертвеца привычным взглядом, гробовщик снял с него мерку и исчез, перекинувшись несколькими словами с Семеном и старичком, жившим во дворе.

Дамам удалось, наконец, увести с собою Лидию Фадеевну. Придя к соседке, Лидия Фадеевна принудила себя выпить у ней чашку чая. Женская натура взяла свое. Слезы перестали навертываться ей на глаза, и она начала рассказывать все мельчайшие подробности сегодняшнего дня. Она рассказала, как умер Сергей Иванович. Она даже представила, как у него вдруг потухли глаза и раскрылся рот. Некоторое время она, окончив рассказ, сидела неподвижная и безмолвная, с широко раскрытыми и в одну точку устремленными глазами. Но вдруг рыдания потрясли ее, и она громко заплакала. Дамы еще раз бросились утешать ее и еще раз приложили к своим глазам носовые платки.

Они были добры и приютили у себя детей Кремневых на ночь. Но Лидия Фадеевна не захотела ночевать у чужих людей, и сын соседки, высокий юноша-гимназист, проводил ее до ворот ее дома.

Ночь была теплая, синяя, звезды, дрожа, горели по всему небосклону. Так ярко и так чудно горели они, что, казалось, земля летит к ним, все летит, а они все далеки и холодны, и недостижимо прекрасны — никогда земле не приблизиться к ним, как бы ни тянулась она к небесам…

— Благодарю вас, голубчик, — промолвила Лидия Фадеевна, подавая гимназисту руку.

Он шаркнул по пыли ногой и стремительно направился назад, так как боялся мертвецов. Лидия Фадеевна опять взглянула на звезды.

"Неправда, будто там есть что-то! — подумала она. — Неужели туда идет душа? Какая душа? Если б я верила, что встречусь с ним там, я бы слезы не проронила".

Она заплакала и перестала смотреть на звезды.

В окне брезжил свет восковых свеч и монотонно читал псалтирь белокурый дьячок.

Лидия Фадеевна вошла в комнату, в которой лежал покойник, и почти не узнала Сергея Ивановича. Огромная черная борода его словно выросла и покоилась на запавшей груди, плотно приникая к ней. Усы насунулись и закрыли нижнюю губу. Нос заострился, глаза далеко ушли в орбиты. Лицо приняло выражение, какого при жизни некогда не имело. Сергей Иванович как будто улыбался — неподвижной, вдумчивой улыбкой.

Лидия Фадеевна поцеловала его холодную плоскую руку и, перекрестившись, ушла в кабинет и долго сидела там при свете керосиновой лампы, смягченном молочным стеклянным абажуром. Вся жизнь с Сергеем Ивановичем припомнилась ей. Пока он был жив, она не думала, что так горячо любит его. В уме ее возникли картины прошлого — вспомнилась ей первая встреча с Кремневым на студенческом балу в Киеве, куда Лидия Фадеевна только что вернулась из-за границы с своей младшей сестрой и братом-радикалом, адъютантом Гарибальди. Какое это было счастливое и светлое время! Но вот Сергей Иванович по окончании университета приехал к ним в деревню и, погостив две недели, сделал предложение Лидии Фадеевне; это случилось во время прогулки верхом. Была сыграна свадьба, и, боже, как отплясывали на ней все соседи и соседки! Даже гарибальдиец вальсировал. Началась счастливая супружеская жизнь. Пошли дети. Сергей Иванович работал для них. Супруг и супруга стали донельзя бережливы и расчетливы, чтобы обеспечить свою старость и обеспечить детей. Но Сергей Иванович остался верен преданиям своей молодости. Он посвятил свою жизнь земству. Разве он не был другом народа, разве не враждовал он с исправником и духовенством? Он никому не был должен в своей жизни, потому что считал взять деньги взаймы и не отдать грехом хуже воровства. Ни разу не изменил он жене, хотя в принципе он был против брака.