Владимир Мегре - Энергия жизни (Звенящие кедры России - 7)

Высокопоставленные чиновники шли по дорожке первого участка к домику-камере. Небольшой деревянный домик помещался в металлической решетке. Но это можно было заметить, лишь подойдя очень близко. Издалека он был похож на зелёный холмик. Увитый разными растениями в окружении цветочных клумб, он гармонично вписывался в окружающее пространство.

У входа в домик, спиной к подходящим, стоял человек в белой футболке. Заключённый смазывал металлический засов и энергично дёргал его вперёд-назад. Засов едва поддавался, и увлечённый работой человек не сразу заметил подошедших.

- Здравствуй, Харламыч, - окликнул его Николай Иванович, - принимай гостей, представься.

Человек быстро повернулся, увидев подошедших, слегка растерялся, но быстро собрался с мыслями и представился:

- Заключенный Харламыч, осужденный по 102 статье УК РФ на двенадцать лет, отбыл срок наказания в камере шесть лет. В новой зоне нахожусь пять лет.

- И что же вы делали сейчас со своей дверью? - спросил заключённого председатель комиссии.

- Смазывал наружный засов, гражданин начальник. Совсем туго ходить стал, металл барахляный стали делать, ржавеет быстро.

Председатель комиссии подошел к двери, ведущей в камеру, прикрыл её и попытался задвинуть засов. Не с первой попытки, но ему это удалось. Тогда он повернулся и, многозначительно посмотрев на начальника управления генерала Посошкова, произнёс:

- Значит, вы утверждаете, будто все инструкции содержания заключённых соблюдаются. Значит, после окончания работ всех запирают в камерах?

Начальник управления молчал. Всем было ясно - металлический запор проржавел и с трудом закрывался, потому что им попросту давно не пользовались.

Заключенный Харламыч понял, что подвёл своё начальство. И понеслись мысли в его голове:

"Надо было давно этот проклятый засов отрегулировать. Ну как объяснить этим людям, что этот засов вообще не нужен? Никто и не помышляет о том, чтобы покинуть зону, оставить свой участок. Ради чего? Куда идти? Здесь его, Харламыча, родное место, здесь его Родина. Здесь его каждое утро встречают птичьи голоса и ветки посаженных им деревьев машут приветственно ему каждое утро. И козочку он завёл - Никиту, и десяток курей-несушек, и два улья. У других тоже своё, немножко по-другому, но - своё, ставшее родным хозяйство, территория. И вот подвёл он начальника с этим проклятым засовом".

Разволновался Харламыч не на шутку, заговорил быстро, взволнованно:

- Падла я последняя с этим засовом, гражданин начальник. И никакого прощения нету мне, если он беду на моих товарищей накличет. Только поймите, дайте последнее слово сказать. Вот... я скажу. Вся жизнь переменилась... Даже не переменилась она, жизнь здесь и началась только. Здесь моя воля. А там, за воротами - неволя, там - ад кромешный. Вон на вышках солдаты стоят, как ангелы они для нас. Молимся, чтоб не дали ангелы проникнуть сюда гадости всякой...

Срывающийся от волнения голос заключённого Харламыча и смысл сказанного своеобразно подействовали на стоящих перед ним людей. Женщина - депутат государственной Думы, входящая в состав высокой государственной комиссии, вдруг тоже, слегка волнуясь, выпалила:

- Да что вы к этой несчастной задвижке привязались. Разве не видите, дождик ночью был? Рассохлась она.

Председатель комиссии взглянул на металлическую задвижку, на женщину и захохотал:

- Рассохлась? Как же это я раньше не догадался. Дождик ведь был, она и рассохлась, и поржавела... А на вышках, значит, ангелы стоят? - повернувшись к заключённому Харламычу, переспросил председатель комиссии.

- Ангелы, - ответил Харламыч.

- Ну и срок когда заканчивается?

- Через одиннадцать месяцев и семь дней.

- Как дальше жить собираетесь?

- Заявление написал, чтоб срок продлили...

- Что? Как это продлили? Почему?

- Потому что нет там воли, на той воле нет порядка. Нет воли без земли.

- А кто вам мешает выйдя на свободу взять землю и создать такое же хозяйство, только на свободе? Обзавестись семьёй?

- Эх гражданин начальник, вот и я никак не пойму. Кто же нам в России мешает дать каждому россиянину по гектару земли? Никак не пойму? Россиянам российская земля принадлежит или не россиянам?

- Сейчас, согласно закону, принятому Государственной Думой, землю может купить каждый чело- век, - сообщила женщина-депутат.

- А если нет у меня таких денег, чтоб купить всего один гектар земли, значит, и Родины у меня нет? Так получается - нет и не будет? А если Россия - моя Родина, то у кого я должен покупать её? Получается, что кто-то захватил всю мою Родину, всю, до единого гектара, и теперь с каждого россиянина выкуп требует. Бандитские штучки какие-то получаются. И не по закону это и не по понятиям. Вот вы, гражданин начальник, - обратился Харламыч к председателю комиссии, - генерал, по лампасам вижу. Так, освободите нашу Родину от того, кто захватил её и выкуп требует. Или и вы тоже будете платить выкуп за свой кусочек Родины?

- Заключённый Харламыч, прекратить разговоры, - вмешался Николай Иванович.

Он увидел, как побагровел шрам на щеке в прошлом боевого генерала, как сжались его кулаки. Шагнул генерал к заключённому, стоят они и смотрят в глаза друг другу. Смотрят и молчат. Потом тихо сказал генерал:

- Покажи хозяйство своё, россиянин, - и добавил, совсем тихо, словно про себя: - свой кусочек Родины за колючей проволокой.

Харламыч показывал членам комиссии молодой сад с завязями плодов на ветках, угостил их смородиной, малиной. Грядки с помидорами, больше двух соток засеяно было у Харламыча огурцами. Пруд, вырытый лопатой, показал. Рядом с прудом - аккуратно сложенные бочонки.

- А вот и главное ноу-хау Харламыча, - пояснил членам комиссии Николай Иванович, указывая на бочонки. - Сто пятидесятилитровых бочонков огурцов он ежегодно засаливает. Отменная засолка у него получается, непревзойдённая. И хранение оригинальное придумал. Бочонок заполнит огурцами с рассолом, законопатит его и в пруд, под воду. Так и хранятся они до весны. Как только закупщики из ресторанов московских приезжают, Харламыч ледок раздолбит и тащит бочонок к КПП, мы продаём по пятьсот рублей за бочонок. Двести пятьдесят Харламычу полагается, а остальное - на нужды тюремные.

- И сколько же вашему учреждению дохода приносит каждое хозяйство? спросил один из членов комиссии.

- В среднем около ста тысяч в год, - ответил Николай Иванович, - но половина, как положено по контракту, работающим на участках уходит.

- Сто тысяч? - удивился член комиссии. - А всего у вас сто восемьдесят гектаров, значит, от них вы ежегодно чистого дохода получаете девяносто миллионов?

- Да, получаем.

- Значит, и у заключённых по пятьдесят тысяч в год получается?