Иван Мележ - Люди на болоте (Полесская хроника - 1)

Он успел еще заметить, как она ловко выдернула руку из-под него, но опередить ее не смог. Не успел сообразить ничего, как нос хрустнул. От боли аж захватило дыхание.

Евхим невольно отшатнулся - боль ослепила, разламывала переносье, лоб. Торопливо, испуганно пощупал нос, - думал, переломила. Нет, нос был цел, но ведь боль, боль какая!..

Тревожно ощупывая лицо, Евхим почувствовал над губами что-то липкое шла кровь.

"Если б еще немного, искалечила бы, гадюка!" - подумал Евхим, бросая на Ганну злобный взгляд. Она была уже поодаль, сидела на корточках, держала наготове сук. Смотрела настороженно, недоступно, готовая вскочить, отбиваться, готовая на все.

Кофта от плеча до груди была разорвана, и она, перехватив Евхимов взгляд, приложила к смуглой полоске тела руку.

Едва Евхим шевельнулся, Ганна приподнялась, вскинула сук.

- Подойди только!

Евхим равнодушно сел.

- Нужна ты мне!..

Он не врал: ему и в самом деле уже не хотелось снова начинать возню с ней. Вдруг пропал всякий интерес к Ганне.

- Как собаке пятая нога, так ты мне нужна!..

- Руки чуть не переломал, боров поганый!.. Вылупил глаза и лезет! Думает, все ему можно!.. Захотелось, так поищи... а ко мне не лезь!.. Евхим и не глядя на нее почувствовал на себе угрожающий взгляд. Промолчал. - Кофту порвал всю!.. В деревню хоть не показывайся!..

- Еще немного - глаз могла бы выбить!

- Могла бы! Не лезь!..

"Чем ударила? - мелькнуло у него в голове. - Сука у нее не было, сук она потом взяла. Локтем, видно... Никогда не думал, что так можно ударить локтем... Все равно как шкворнем!.." Евхим встал, начаЛ отряхивать землю, травинки. Ганна тоже стояла, как и прежде, поодаль, все с тем же суком.

- "Не лезь"! - пренебрежительно скривился Евхим. - За версту не подходи!.. Подумаешь, королева!

- Королева не королева, а не лезь!

- Не таких видал ..

- Так и иди к тем, к лучшим! Чего лезешь?

- И пойду! По тебе, думаешь, сохнуть буду! Эге, жди, дождешься, может, на том свете!

- Вот и хорошо! Хоть раз что-то умное сказал!

Евхима, кажется, мало обрадовала эта похвала. Он пере

стал отряхиваться, вытерев кровь под носом, раздраженно сказал:

- Ну кто вы такие, Чернушки, что нос задираете? Ну что вы перед нами? Ничто, ноль, можно сказать! Голь рваная.. .

- Вот и иди к богатым! Может, и найдешь королеву!

- И пойду! Разрешенья не спрошу! В Глинищи, в Юровичи пойду, куда захочу! Такого цвету по всему свету, и не таких, как ты! Любая на богатство - как муха на огонь! Иди выбирай, была бы только охота!

Ганна не удержалась, съязвила:

- Охота, кажется, есть!

Евхим промолчал, как бы показывая, что на всякую глупость не хочет обращать внимания. И все же кончить разговор на этом ему не хотелось, пусть не смеется, не думает, что взяла верх, что он поддался ей, отступает.

- Захочу - будешь моей! Все равно не выкрутишься!

- Уга! Испугалась! - засмеялась Ганна, но сразу же умолкла, заметив, как грозно взглянул Евхим.

- Смотри! - предупредил он и пошел от нее, тяжело вминая траву.

5

Под вечер мачеха вбежала в гумно возбужденная, взлохмаченная, прямо от ворот бросила:

- Слышал?

Чернушка, подметавший ток, обернулся, спокойно спросил:

- Что?

- Что?! Спрашиваешь!.. Вся деревня гудит! Один ты не знаешь ничего! Сидишь тут, как сова слепая! ..

- Да что такое? Скажи толком!

- Что? Тебе самому знать бы надо! Да мне рассказать, - не моя дочь, твоя!.. Отец! Смотрел бы лучше, так не спрашивал бы!

- Да можешь ты сказать по-людски?

- По-людски? Ой, боже ж! Язык просто не поворачивается! - Мачеха чуть не запричитала. - Евхим Корчов - Ганну ..

- Чего плетешь?

- Плетешь? Кинь метлу да выйди на улицу, послушай!..

Кто где стоит - возле забора, у колодца, - у всех только и разговору!.. Один ты - как тетерев!

Чернушка сразу помрачнел, сгорбился.

- Когда в лес по малину ходила... - пояснила мачеха. - Видел, какая пришла?.. Кофта какая была? ..

Чернушка слушал как немой. Словно в тумане, припомнилось ему, какой странный вид был у Ганны, когда вернулась из лесу. Лицо возбужденное, глаза беспокойные, почему-то отводила их в сторону, старалась держаться поодаль.

Когда вязала сноп, руки будто не слушались, и связала плохо, он сказал ей, чтобы перевязала... И кофта, кофта была порванная, он сам видел. Правда, она сказала, что за сук нечаянно зацепилась, но - разве она не могла соврать?..

- Горечко ж, горе, - запричитала тихонько, чтобы не слышали злые люди, Чернушиха. Она, однако, тут же перешла на другой, решительный тон: - Но пусть он не радуется, Корч рыжий! Пусть не думает, что если он богаче, то ему все можно! Море ему по колено! Закается! Закается он - жива я не буду! В суд, в суд его! В тюрьму его, хряка рыжего! В тюрьму!/В Сибирь!

Тимох наконец будто очнулся:

- Где Ганна?

- Ганна? .. Пошла картошки... накопать...

Чернушка бросил в угол метлу, вышел с гумна; быстро, с несвойственной ему торопливостью, направился на загуменье - так, что мачеха едва поспевала за ним. Выйдя за гумно, он на другой стороне огорода возле самой изгороди в теплых сумерках увидел двух женщин, копавших картофель.

Ганна была не одна, рядом стояла Хадоська, но Чернушка будто и не заметил ее. "Все равно, зачем скрывать, если все Курени говорят..." Да если бы в деревне никто об этом и не знал, Чернушка все равно не остановился бы перед тем, что рядом чужой, - он не мог ждать ни минуты.

- Правда это? - грозно встал он перед дочерью, державшей картофельную ботву.

- О чем вы, тато?

- О чем? - Чернушка вдруг обмяк, жалобно скривился.

Губы его обиженно и беспомощно задрожали, - о чем?

Хотел сказать и не мог, вместо слов в горле что-то забулькало.

На помощь пришла мачеха:

- Не знаешь? Деревня вся говорит... что Евхим Корчов тебя... силою...

Ботва выпала из Ганниных рук. Она удивленно взглянула на Хадоську, вдруг мертвенно побелевшую. "Все знают! Вся деревня говорит... - проплыло в голове Ганны. - Силою! .. Но как она побелела, Хадоська!.. Силою, говорят!.."

- Неправда. Сплетни все, - наконец тихо проговорила Ганна.

Отец будто не поверил!

- Сплетни?

- Сплетни. Брешут.

Отцовы губы перестали дрожать, он стал спокойнее.

- Ну, если так...

- А кофту KTQ порвал? - не поверила мачеха.

- Кто бы ни порвал - только того не было. Брешут.

- Не было, значит?

- Брехня, говорю.

- А может, ты боишься? - не сдавалась, как бы пожалела, что все оказалось только сплетней, мачеха. - Может, он пригрозил?.. Так ты не бойся! Теперь не то, что когда-то, теперь - нарушил девку, так женись, не откручивайся!

А нет - передадим в суд. Так припаяют, что на том свете каяться будет!

- Не было, говорю!

- Не было?..

- Вот же! Что ж мне, божиться надо?

- Если не было, то не было! - ответил примирительно, с облегчением отец. Эти слова больше относились не к Ганне, а к мачехе: отец кончал неприятный разговор. - Вот тебе и "вся деревня говорит". Мало что выдумают, когда язык зачешется! .. Идем!