Сергей Михайлов - Иуда Искариот - предатель или святой

Где-то в глубине души он всё ещё надеется, что Иисус снимет с него это тяжкое бремя, внесёт поправку в своё пророчество - ведь предательство ещё не совершилось, сговор с первосвященниками ещё не привёл к трагедии, Иисус всё ещё на свободе. Ещё можно всё изменить. Или уже нельзя?..

Ещё одно сомнение терзает его: а вдруг предать должен не он? Что, если на эту роль предназначен другой ученик? Что, если Иуда слишком поспешил, приняв на свой счёт слова Иисуса о том, "один из вас предаст Меня"? И потому он ждёт, хотя и не знает, чего именно, и надеется, что Иисус внесёт ясность в этот вопрос, пошлёт ему какой-нибудь знак. И когда Иисус напоминает ученикам о том, что предающий находится среди них, а все ученики, один за другим, спрашивают: "не я ли?", Иуда, затаив дыхание, задаёт тот же вопрос: "не я ли, Равви?" На что Иисус (впервые!) даёт конкретный ответ: "ты сказал".

Совершенно иначе видит смысл заданного Иудой вопроса скептик Ренан: "Вероломный ученик не потерял присутствия духа: он осмелился даже, как рассказывают, спросить, подобно другим: "Не я ли, равви?""[100] Однако было бы неверно понимать вопрос Иуды как проявление крайнего цинизма: трудно, практически невозможно представить себе настолько порочного человека, который бы в течение трёх лет странствовал с Учителем бок о бок, делил с ним тяготы совместной жизни, внимал его учениям и пророчествам, пусть даже предающий его ради денег - и столь цинично, глаза в глаза задающий вопрос, ответ на который ему заведомо известен. Более того, если исходить из версии, согласно которой Иуда предаёт Иисуса из корыстных побуждений, то его вопрос не только нелогичен, но и опасен для него.

Действительно, всё спланированное Иудой должно оставаться под покровом тайны - иначе он рискует потерять пресловутые тридцать серебренников, полученные им в качестве мзды за предательство (и которые, кстати, он ещё не истратил: вспомним возвращение этих денег первосвященникам на следующий день). В этом случае заданный им вопрос мог бы привести к тому, что преступный замысел раскроется и весь его план рухнет. Иуда не мог рисковать. Отсюда следует, что вопрос задан лишь с одной целью: чтобы получить ответ, внести ясность, избавиться от сомнений. "Действительно ли я должен сделать это, Учитель?" - именно так следует понимать вопрос Иуды.

Здесь важен ещё один момент: вопрос свидетельствует об отсутствии предварительной договорённости между Иисусом и Иудой. Если бы такая договорённость существовала, вопрос был бы неуместен. Иуда действует по собственной воле, не следуя при этом ничьему приказу или указанию. До Тайной вечери Иисус позволяет себе лишь намёками, опосредованно направлять своего ученика, его помыслы в нужное русло, оставляя при этом право выбора окончательного решения за Иудой.

3.

Самым мучительным для Иуды было осознание полного своего одиночества. Нет плеча друга, на которое в трудную минуту можно опереться, нет надёжного спутника, к которому можно обратиться за помощью или советом. Иисус? Нет, слишком велика дистанция между Учителем и учеником, слишком боготворит его бедный Иуда, чтобы вверить ему свои сомнения и страхи, излить свою душу. Невозможно представить, чтобы нелюдимый, немногословный, замкнутый, держащийся особняком Иуда стал бы допытываться у Иисуса, следует ли ему предавать его или нет! И только робкое "не я ли, Равви?" позволяет себе Иуда, на что тут же получает от Иисуса утвердительное "ты сказал". Однако Иуда ждёт чего-то большего.

Иисус не мог не видеть изнуряющей борьбы, которую вёл его верный ученик с самим собой. Он прекрасно понимал, что от исхода этой борьбы зависит, по сути, успех всей его миссии, особенно теперь, когда отсчёт времени его земного служения пошёл уже на часы. Время его пришло, ждать больше нельзя. Крайне важно было, чтобы Иуда завершил задуманное, довёл до логического конца план "предательства".

Иисус понимал: нужен небольшой импульс, лёгкий толчок, некий сигнал, который влил бы в исстрадавшуюся душу Иуды свежую, бодрящую струю уверенности, поддержал бы, указал верное направление дальнейших действий.

Да, Иисусу ведомы терзания его ученика - на то он и Сын Божий, чтобы знать всё. На вопрос Иуды он отвечает утвердительно, но, по-видимому, так, чтобы ответ был услышан только Иудой. Иуда, и только он один, слышит слова Учителя, но всё ещё колеблется. Из ответа ему становится ясно, что именно он избран на эту роль, однако он до сих пор не знает, когда он должен приступить к завершающей стадии своей миссии. И он снова ждёт.

Иоанн, "которого любил Иисус", либо не услышал ответа, данного Иисусом Иуде (хотя и возлежал у груди Учителя), либо решил удостовериться, что не ослышался, и потому вновь спрашивает Иисуса: "Господи! кто это?" "Иисус, свидетельствует Евангелие, - отвечал: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту" (Ин. 13:25-26). Слышал ли Иуда краткий диалог между Иисусом и Иоанном? Неизвестно. В любом случае тот факт, что Иисус, "обмакнув кусок, подал Иуде", заслуживает особого внимания. Иуда был единственным из учеников, кто удостоился такой чести - получить кусок хлеба из рук самого Учителя. По существовавшей в те времена традиции это была, действительно, великая честь: Иисус выделяет Иуду из среды учеников как человека, к которому проявляет особое уважение. По крайней мере, именно так наверняка был понят этот жест большинством учеников, находившихся в тот момент за праздничным столом. Несколько иной смысл должен был уловить в нём Иоанн, который знал, какой именно чести удостоен Иуда.

Так же, вероятнее всего, воспринял поступок Иисуса и Иуда, а именно как великую честь и знак особого благоволения Учителя - но не только: он (и только он один) увидел в этом действии поддержку, поощрение, дружескую руку Учителя, его благословение и окончательное утверждение Иуды в роли так называемого "предателя". "И после сего куска вошёл в него сатана", сообщает далее Иоанн, используя аллегорию и имея, по-видимому, в виду (об этом уже говорилось выше), что поведение Иуды резко изменилось: в движениях появилась решительность, в глазах - огонёк своеобразной одержимости, во всех членах - сила и уверенность в правильности избранного пути.

Мог ли Иисус использовать указанный ритуал с куском хлеба только лишь для указания Иоанну на Иуду как на своего избранника на страшную роль предателя? Наверняка, нет: современники Иисуса слишком серьёзно относились к ритуальным действам (пример тому: различные жертвоприношения) и дорожили традициями своих предков. Иисус знал это и потому не стал бы кощунствовать, подавая кусок заведомому преступнику и грешнику, делая при этом вид, что удостаивает того особой чести - тем более, что Иоанну была известна подоплёка поступка Иисуса. Иисус вкладывает в ритуал истинный его смысл, и именно искренность Учителя воодушевляет Иуду, даёт ясный и однозначный ответ на терзающий его вопрос: "кто?".