Владимир Набоков - Отчаяние

Хохоча, отвeчая находчиво,

(отлучиться ты очень не прочь!),

от лучей, от отчаянья отчаго,

Отчего ты отчалила в ночь?

Мое, мое, -- опыты юности, любовь к безсмысленным звукам ... Но вот что меня занимает : были ли у меня в то время какiе-либо преступные, в кавычках , задатки? Таила-ли моя, с виду сeрая, с виду незамысловатая, молодость возможность генiальнаго беззаконiя? Или может быть я все шел по тому обыкновенному коридору, который мнe снился, вскрикивал от ужаса, найдя комнату пустой, -- но однажды, в незабвенный день, комната оказалась не пуста, -- там встал и пошел мнe навстрeчу мой двойник . Тогда оправдалось все: и стремленiе мое к этой двери, и странныя игры, и безцeльная до тeх пор склонность к ненасытной, кропотливой лжи. Герман нашел себя. ?то было, как я имeл честь вам сообщить, девятаго мая, а уже в iюлe я посeтил Орловiуса.

Он одобрил принятое мной и тут же осуществленное рeшенiе, которое к тому же он сам давно совeтовал мнe принять. Недeлю спустя я пригласил его к нам обeдать. Заложил угол салфетки с боку за воротник . Принимаясь за суп , выразил неудовольствiе по поводу политических событiй. Лида вeтренно спросила его, будет ли война, и с кeм . Он посмотрeл на нее поверх очков , медля отвeтом (таким приблизительно он просквозил в началe этой главы), и наконец отвeтил : {47}

"Тяжело сказать, но мнe кажется, что это исключено. Когда я молод был , я пришел на идею предположить только самое лучшее ("лучшее" у него вышло чрезвычайно грустно и жирно). Я эту идею держу с тeх пор . Главная вещь у меня, это -- оптимизмус ".

"Что как раз необходимо при вашей профессiи", -- сказал я с улыбкой.

Он исподлобья посмотрeл на меня и серьезно отвeтил :

"Но пессимизмус дает нам клiентов ".

Конец обeда был неожиданно увeнчан чаем в стаканах . Лидe это почему-то казалось очень ловким и прiятным . Орловiус , впрочем , был доволен . Степенно и мрачно разсказывая о своей старухe-матери, жившей в грьевe, он приподнимал стакан и мeшал оставшiйся в нем чай нeмецким способом , т. е. не ложкой, а круговым взбалтывающим движенiем кисти, дабы не пропал осeвшiй на дно сахар .

Договор с его агентством был с моей стороны дeйствiем , я-бы сказал , полусонным и странно незначительным . Я стал о ту пору угрюм , неразговорчив , туманен . Моя ненаблюдательная жена, и та замeтила нeкоторую во мнe перемeну. "Ты устал , Герман . Мы в августe поeдем к морю", -сказала она как -то среди ночи, -- нам не спалось, было невыносимо душно, даром что окно было открыто настежь.

"Мнe вообще надоeла наша городская жизнь", -- сказал я. Она в темнотe не могла видeть мое лицо. Через минуту: {48}

"Вот тетя Лиза, та, что жила в Иксe, -- есть такой город -- Икс ? Правда?"

"Есть".

"... живет теперь, -- продолжала она, -- не в Иксe, а около Ниццы, вышла замуж за француза-старика, и у них ферма".

Зeвнула.

"Мой шоколад , матушка, к черту идет ", -- сказал я и зeвнул тоже.

"Все будет хорошо, -- пробормотала Лида. -- Тебe только нужно отдохнуть".

"Перемeнить жизнь, а не отдохнуть", -- сказал я с притворным вздохом .

"Перемeнить жизнь", -- сказала Лида.

Я спросил : "А ты бы хотeла, чтобы мы жили гдe-нибудь в тишинe, на солнцe? чтобы никаких дeл у меня не было? честными рантье?"

"Мнe с тобой всюду хорошо, Герман . Прихватили бы Ардалiона, купили бы большого пса..."

Помолчали.

"К сожалeнiю, мы никуда не поeдем . С деньгами -- швах . Мнe вeроятно придется шоколад ликвидировать".

Прошел запоздалый пeшеход . Стук . Опять стук . Он , должно быть, ударял тростью по столбам фонарей.

"Отгадай: мое первое значит "жарко" по-французски. На мое второе сажают турка, мое третье -- мeсто, куда мы рано или поздно попадем . А цeлое -- то, что меня разоряет ".

С шелестом прокатил автомобиль.

"Ну что -- не знаешь?" {49}

Но моя дура уже спала. Я закрыл глаза, лег на-бок , хотeл заснуть тоже, но не удалось. Из темноты навстрeчу мнe, выставив челюсть и глядя мнe прямо в глаза, шел Феликс . Дойдя до меня, он растворялся, и передо мной была длинная пустая дорога: издалека появлялась фигура, шел человeк , стуча тростью по стволам придорожных деревьев , приближался, я всматривался, и, выставив челюсть и глядя мнe прямо в глаза, -- -- он опять растворялся, дойдя до меня, или вeрнeе войдя в меня, пройдя сквозь меня, как сквозь тeнь, и опять выжидательно тянулась дорога, и появлялась вдали фигура и опять это был он . Я поворачивался на другой бок , нeкоторое время все было темно и спокойно, -- ровная чернота; но постепенно намeчалась дорога -- в другую сторону, -- и вот возникал перед самым моим лицом , как будто из меня выйдя, затылок человeка, с заплечным мeшком грушей, он медленно уменьшался, он уходил , уходил , сейчас уйдет совсeм , -- но вдруг , обернувшись, он останавливался и возвращался, и лицо его становилось все яснeе, и это было мое лицо. Я ложился навзничь, и, как в темном стеклe, протягивалось надо мной лаковое черно-синее небо, полоса неба между траурными купами деревьев , медленно шедшими вспять справа и слeва, -- а когда я ложился ничком , то видeл под собой убитые камни дороги, движущейся как конвейер , а потом выбоину, лужу, и в лужe мое, исковерканное вeтровой рябью, дрожащее, тусклое лицо, -- и я вдруг замeчал , что глаз на нем нeт .

"Глаза я всегда оставляю напослeдок ", -- самодовольно cказал Ардалiон . Держа перед собой и {50} слегка отстраняя начатый им портрет , он так и этак наклонял голову. Приходил он часто и затeял написать меня углем . Мы обычно располагались на балконe. Досуга у меня было теперь вдоволь, -- я устроил себe нeчто вродe небольшого отпуска. Лида сидeла тут же, в плетеном креслe, и читала книгу; полураздавленный окурок -- она никогда не добивала окурков -- с живучим упорством пускал из пепельницы вверх тонкую, прямую струю дыма; маленькое воздушное замeшательство, и опять -- прямо и тонко.

"Мало похоже", -- сказала Лида, не отрываясь впрочем от чтенiя.

"Будет похоже, -- возразил Ардалiон . -- Вот сейчас подправим эту ноздрю, и будет похоже. Сегодня свeт какой-то неинтересный".

"Что неинтересно?" -- спросила Лида, подняв глаза и держа палец на прерванной строкe.

И еще один кусок из жизни того лeта хочу предложить твоему вниманiю, читатель. Прощенiя прошу за несвязность и пестроту разсказа, но повторяю, не я пишу, а моя память, и у нея свой нрав , свои законы. Итак , я опять в лeсу около Ардалiонова озера, но прieхал я на этот раз один , и не в автомобилe, а сперва поeздом до Кенигсдорфа, потом автобусом до желтаго столба. На картe, как -то забытой Ардалiоном у нас на балконe, очень ясны всe примeты мeстности. Предположим , что я держу перед собой эту карту; тогда Берлин , неумeстившiйся на ней, находится примeрно у сгиба лeвой моей руки. На самой картe, в юго-западном углу, продолжается черно-бeлым живчиком желeзно-дорожный {51} путь, который в подразумeваемом видe идет по лeвому моему рукаву из Берлина. Живчик упирается в этом юго-западном углу карты в городок Кенигсдорф , а затeм черно-бeлая ленточка поворачивает , излучисто идет на восток , и там -- новый кружок : Айхенберг . Но покамeст нам незачeм eхать туда, вылeзаем в Кенигсдорфe. Разлучившись с желeзной дорогой, повернувшей на восток , тянется прямо на сeвер , к деревнe Вальдау, шоссейная дорога. Раза три в день отходит из Кенигсдорфа автобус и идет в Вальдау (семнадцать километров ), гдe, кстати сказать, находится центр земельнаго предпрiятiя: пестрый павильончик , веселый флаг , много желтых указательных столбов , -- один напримeр со стрeлкой "К пляжу", -- но еще никакого пляжа нeт , а только болотце вдоль большого озера; другой с надписью "К казино", но и его нeт , а есть что-то вродe скинiи и зачаточный буфет ; третiй, наконец , приглашающiй к спортивному плацу, и там дeйствительно выстроены новыя, сложныя, гимнастическiя висeлицы, которыми некому пользоваться, если не считать какого-нибудь крестьянскаго мальчишки, перегнувшагося головой вниз с трапецiи и показывающаго заплату на заду; кругом же, во всe стороны, участки, -- нeкоторые наполовину куплены, и по воскресеньям можно видeть толстяков в купальных костюмах и роговых очках , сосредоточенно строящих хижину; кое-гдe даже посажены цвeты, или стоит кокетливо раскрашенная будка-ретирада.