Юрий Нагибин - Председатель

- Я что, не могу себе судьбу выбирать?

- Нет.

- Это почему же?

- Потому что соплячка, потому что сама не знаешь, чего хочешь. Вот когда Ваську защищала, ты знала, чего хотела, а сейчас просто с жиру бесишься, легкой жизни захотелось!

- А может, вы мне сейчас всю судьбу ломаете?

- Нет. - Трубников улыбнулся. - Ломать-то нечего. Послушай меня серьезно. Если я тебя отпущу, значит, я как бы признаю, что любая, самая шальная, случайная жизнь в городе будет лучше, чем наша жизнь. Я не могу с этим согласиться. Иначе зачем я сам небо копчу? Нет, всем, что во мне есть, я убежден, что ты можешь быть счастливой и будешь счастливой здесь!

На лице Нюры - смешанное выражение обиды, удивления и какой-то стыдливой нежности. Видимо, еще никто не говорил с ней так. Закусив губы, с глазами, полными слез, она выбегает из кабинета.

- Следующий! - кричит Трубников, усмехаясь про себя.

Никого. Он подходит к двери, открывает ее.

В приемной пусто.

Вечер. В доме Трубниковых.

- Присядем на дорогу, - говорит Надежда Петровна Борьке, опускаясь на краешек лавки.

Мужчины - Трубников, Кочетков и одетый по-дорожному Борька - молча садятся на лавку.

Надежда Петровна со вздохом встает и идет к двери.

У крыльца уже ждет колхозный вездеход, где сидят три девушки - будущие студентки - и неизменный Алешка Трубников.

- Скорее, Борис, опаздываем! - кричит ему Вера Звонарева.

Борис кладет в "газик" чемодан и возвращается к матери. Они обнимаются крепко-крепко. Надежда Петровна изо всех сил сдерживает слезы.

- Пиши! - просит она.

- Ну, счастливо, Борис, - нарочито суховато говорит Трубников. - Веди себя не кое-как!.. - Он протягивает пасынку руку.

- До свидания, - говорит Борис и неожиданно для самого себя добавляет: - отец...

Они поцеловались. Борис пожал руку Кочеткову.

- Какие существуют ордера колонн? - с улыбкой спросил Кочетков.

Борис засмеялся и побежал к машине.

"Газик" рванул с места и вскоре исчез вдали...

Обком партии. Идет совещание, посвященное итогам сельскохозяйственного года. Кроме первого секретаря Чернова в кабинете находятся Калоев, заведующий отделом культуры обкома, Клягин и другие партийные работники.

- Все сроки вышли, - говорит Чернов. - Область должна рапортовать о хлебосдаче... А чем мы можем похвалиться? Как ни округляй, картина тусклая... - он ворошит какие-то бумажки на столе. - Скажи, товарищ Клягин, неужели ты все добрал?

Клягин разводит руками.

- Все, товарищ Чернов, и еще немножко... - Он потупил голову.

- Чепуха! - раздается резкий голос Калоева. - Есть в районе хлеб!

Чернов удивленно повернулся к нему, Клягин поднял голову, моргает глазами.

- Нам точно известно, что колхоз "Труд" утаил зерно, - отчетливо говорит Калоев. - Не верите - в закромах поищите!

- Так это на трудодни оставлено, - тихо говорит Клягин.

- Раз такое положение в области, надо предложить Трубникову сдать зерно, - решительно заявляет Калоев.

- Как в других колхозах, - поддакнул заведующий отделом культуры.

- Да знайте же меру, товарищи! - вскипел Чернов. - Одни бездельничали, другие вкалывали на совесть - нельзя всех под одну гребенку стричь!

- Трубников хочет баранку кушать, а рабочий класс не хочет баранку кушать? - будто для себя говорит Калоев.

- Колхоз "Труд" выполнил план хлебосдачи на сто восемьдесят процентов! И если Трубников запланировал зерно в оплату трудодня, что ж...

- Трубников, Шмубников, - бормочет Калоев словно в легком трансе. Товарищу Ста-ли-ну рапортуем!.. При чем тут Трубников?..

Раннее утро. Дверь в кабинет Трубникова распахнута, мы видим его из приемной. Он сидит у окна, подперев голову рукой. За окном моросит сентябрьский дождик, будто слезы ползут по стеклу. С равными промежутками мимо правления проносятся тяжелые грузовики, высоко груженные мешками с зерном.

В правление заходит Прасковья. Долго, жалостливо глядит на Трубникова и бесшумно выскальзывает прочь Трубников не заметил ее - взгляд его намертво прикован к окну...

Хозяйственный двор колхоза. Уныло моросит дождь. У склада зерна люди в зеленых ватниках задергивают брезентом мешки, загруженные в трехтонку.

У одного грузовика, уже готового к отправке, захлопывают задний борт. Стоя возле кабины, Кочетков получает от начальника автоколонны накладную.

Семен Трубников запирает ворота опустевшего складского помещения.

- Ты чего домой не идешь? - окликает его Доня. В дождевике и высоких резиновых ботах, с кошелкой в руке, Доня, видимо, наладилась за покупками. Семен подошел к супруге.

- Зерно сдавали, нешто не видишь? - Он кивает на грузовики.

- Ладно брехать-то! Зерно когда еще сдали!..

- Значит, не все сдали, - степенно говорит Семен.

- Господи! - Доня закусила нижнюю губу. - Это ж наши трудодни вывозят!..

- Tc!.. Дурища!.. - Семен боязливо оглянулся на людей в зеленых ватниках. - Начальство знает, что делает... А мы... Мы и без Егорова хлеба проживем

- Да как же он на это пошел? - с болью, но понизив голос, произносит Доня.

- Так его и спросились! - Он понижает голос до шепота - и в самое ухо жене - Это ему Калоев подстроил., за студентов. Только смотри. Тсс! - И громко, мстительно говорит Семен: - Нехай и в "Труде" люди за палочки вкалывают.

- Надо же!

- Это еще что! - довольный впечатлением, говорит Семен. - Его вовсе хотят из партии турнуть!

- ...Врешь?! - говорит Доне ошеломленная продавщица сельмага, рябая деваха в перманенте.

Доня стоит у прилавка в окружении жадно любопытствующих слушательниц

- Очень надо! По всей области звон идет, одни вы дуры темные...

- Чего же все-таки от него хотят?

- Ясно чего! Или, говорят, к законной жене вертайся, или партийный билет на стол!

- Неужто так и сказали?

- А вы думали, за двоеженство по голове погладят?

В магазин вошла Надежда Петровна. Она слышала последние слова, и смуглое лицо ее матово побледнело. Но ее никто не заметил.

- А Егор Иваныч что, - интересуется продавщица, - к брошенке вернется?

- Не... он Надьке преданный, - тихо замечает Полина Коршикова.

- Преданный, не преданный... Партийный билет-го один, а такого добра, как Надька, хоть завались!.. - ехидничает Доня.

- Донь... - толкнула ее в бок старуха Самохина, глазами указывая на вошедшую.

- А плевать я на нее хотела! - закусила удила Доня - Не уважаю! Вцепилась мужику в портки, и пропадай все пропадом!..

- Грязная ты! - проговорила Надежда Петровна,

- А все чище тебя! - с торжеством отозвалась Доня. Надежда Петровна, поникнув головой, повернулась и пошла к выходу.

Полина Коршикова нагнала ее, обняла за плечи.

- Это все неправда... неправда... Ну скажи, Поля? - в отчаянии спрашивает ее Надежда Петровна. - Ведь Егор не стал бы от меня скрывать?

Но Полина молчит, отводя глаза.