Николай Наседкин - Казарма

О Борзенко и Уткине я предполагаю поговорить пространнее в своём месте, сейчас же упомяну только, что капитана, брошенного на поднятие дисциплины в 5-й роте из замначштаба полка, мы от салаг до дембелей, откровенно говоря, побаивались или, точнее, опасливо вынуждены были уважать - настоящий деспот, человек крутой. Прапора же, пьянчужку, который и удержался-то в старшинах месяца два, особо не чтили, но всё же подчинялись - прапорщик, старшина, да и по возрасту почти в два раза старше каждого из нас.

Итак, отцы наши сидели в ротной канцелярии, вероятно, клюкали по рюмашке из-под стола и обсуждали жгучую проблему - как же бы это подтянуть им воинскую дисциплину в разболтавшейся 5-й роте? И в это время мимо канцелярских дверей продефилировал главный нарушитель дисциплины Дерзин и, нимало не стесняясь отцов, начинает делать дневальному заказ на пайку: мол, принеси, пацан, с ужина хлеба, рыбы и сахару побольше...

Из канцелярии раздается строгий окрик старшины - голос у него имелся:

- Дерзин, иди сюда!

- Некогда, - небрежно бросает Дерзин и продолжает инструктировать дневального: - Рыбы тащи двойную порцию...

- Дерзин! Я приказываю! Иди сюда! - нажимает тоном прапорщик.

Слышится голос капитана Борзенко:

- Кого это ты? - словно он не понимает.

- Да Дерзина, сволоча!

- Дерзин! - командирским басом властно приказывает капитан. - Ну-ка, зайди сюда!

Дерзин, пяток секунд нарочито помедлив, нехотя, вразвалочку опять же, переступает порожек канцелярии...

И вдруг Уткин подскакивает к Дерзину и с нелепым "на!" влезает ему кулаком в нос. Дерзин выпрыгивает на лестничную площадку, где сгрудилась уже толпишка любопытных, отнимает руку от носа и демонстрирует заалевшие пальцы.

- Видали? Все видали? Кишка, видал? Будете свидетелями! Всё, хватит!..

Прапорщик Уткин высовывается на арену. Он уже, видно по нему, растерян, жалеет о своей горячности.

- Дерзин, зайди в канцелярию! Зайди!..

Дерзин не обращает на него внимания. Он играет, он в экстазе, он вдохновлён.

- Все поняли? Дневальный, тоже будешь свидетелем! Все будете свидетелями!..

- Я кому го... - начинает было снова прапор, как вдруг - хрясть! рядовой Дерзин неожиданно бьёт его в пьяное лицо, да сразу второй раз хлёстко, оглушительно, дерзко.

Старшина опешен, ошеломлён и через мгновение взбешён: его, почти офицера! кадровика! отца роты! посмел!..

У Дерзина, в свою очередь, на губах кровавая пена, он задыхается, толчками отхаркивает вскрики из груди:

- Молодого нашёл? Сволочь! Гад!..

Они бросаются друг на друга, и начинается обыкновенная, какая-то цивильная пошлая потасовка. Толпа онемевает: у многих салажат в глазах недоумение и страх - разве такое возможно? Что же теперь будет?

Старцы роты разгорячены, в азарте: ну и Дерзин! Вот это да! Эх!.. Одни эмоции, междометия. Лишь старший сержант Мерзобеков, командир 3-го взвода (который, кстати, метил на место старшины и вскоре стал им), бросается разнимать дуэлянтов, начинает оттаскивать сумасшедшего Дерзина от отупевшего в драке прапорщика.

Выходит наконец-то из своей резиденции Жора. Он, вероятно, не очень-то желает показываться всей роте в таком расслабленном состоянии, но неуставной шум в его вотчине совершенно неприлично затягивается, раздражает. Командир роты стоит, слегка покачиваясь, и никак, похоже, не нащупает ту точку опоры, которая позволила бы восстановить его непререкаемый командирский статус. Мы, взглядывая на него (Уткин и Дерзин катаются по полу), понимаем, что, может быть, впервые этот человек с тяжелой квадратной челюстью и глазами гориллы в растерянности, больше того, осеняет нас догадка, он, капитан Борзенко, боится, что его сейчас просто-напросто не послушаются...

Вот таков Дерзин. В какой-то мере он был уникум, встречались в роте ещё ребята блатные с темным прошлым, но до этого уголовника им всем было очень даже далеко. Выдержал Дерзин меньше года. Раза четыре за это время сидел на губе (гарнизонной гауптвахте), а затем схлопотал срок в дисбат: загулял в городе в какой-то компании, закрутился, запьянствовал и не показывался в части неделю - судили как за побег. Думаю, что его уже и на свете белом нет, такие нарывающиеся редко доживают до преклонных, седых, уважаемых лет. Такие уникумы сгорают быстро и нелепо.

С нашей точки зрения.

И, наконец, сравнительно спокойно, без особых эксцессов и трагедий начиналась и продолжалась обыкновенно служба у тех из нас, кто выделялся их массы если не физической силой и мощью характера, то, я назвал бы это, силой интеллекта. Тут, конечно, есть доля нескромности, ибо к этой категории военных строителей вынужден я причислять и себя, но факты, факты, одни только факты. Я вынужден.

Впрочем, слово "интеллект" (мыслительная способность, по Ожегову) в применении к славным строительным войскам, а в особенности словосочетание "сила интеллекта" звучит немного слишком. Выделиться головой среди сапёров нетрудно. Достаточно читать книги, играть в шахматы, интересоваться газетами, безматерно говорить, уметь рисовать, писать без ошибок, выступать на собраниях и проч., и уже одно это давало в стройбате какое-никакое право на особое отношение не только однопризывников, но и законодателей роты, и командиров.

Однако, естественно, не автоматически. Необходимо с самого начала, пусть несравненно меньшей кровью, чем в случаях, уже рассказанных мною, но показать и доказать свою гордость. Потому что имеются всегда в толпе такие блатные, приземлённые, злые, ограниченные животные, которые как раз возненавидевают именно "шибко грамотных", "теллигентов", "очкариков" и стараются поначалу всячески таких унизить, задеть, ткнуть лицом в грязь. И, как правило, окружающие до поры не вмешиваются: поддался ты такому шакалу сразу, никто потом не будет мешать ему ездить на тебе верхом. Не поддался, осадил дебила - он сам не найдёт поддержки у остальных, отстанет.

Как я вроде бы уже писал, ребят с образованием оказалось в наших рядах маловато. Но человека три-четыре попали даже и с вузовскими дипломами, служить им предстояло всего год, да ещё человек десять-пятнадцать сумели до армии закончить десятилетку.

В стройбат ведь забирают в первую очередь всех тех, кто для нормальной армии по тем или иным причинам не подходит. Это и в полном смысле слова полудебилы с трех-, шестиклассным образованием, и нацмены в основном из азиатских республик, почти совсем не знающие русского языка, и типы, похлебавшие уже тюремной баланды... Встречались у нас даже экземпляры с физическими дефектами - заики, косенькие, у одного двух пальцев на левой руке не хватало. Ещё один - это вообще анекдот! - по фамилии Тимохин, по прозвищу Дядька, жирный глуповатый мужик со старообразным бабьим безволосым лицом, похожий на гермафродита, признался как-то, что ему уже стукнуло 32 (!) года, что он однажды для каких-то нужд подделал год рождения в паспорте и умудрился загреметь на старости лет в стройбат, хотя в свое время его не призвали в армию по состоянию здоровья.