Вячеслав Иванов - Повесть о Светомире царевиче

«Да, много путей к обителям горним; кому великомучеником увенчаться суждено, кому пустынником аль столпником спасатися дозволено, кому положено к людям идти и в миру подвизатися. Отец наш Небесный знает кому какая обитель уготована; мы-же, грешные, должны во все дни жизни нашей прилежно молить Господа, дабы открыл Он нам Свою думу о нас, дабы силы отпустил нам творить Его волю».

Умолк игумен Анастасий. Сказал Светомир:

«Пришел я на Гору Острую, в тишину монастыря Вашего духовного наставления ради».

— «Духовное умудрение искать — сие хорошо. Но памятуй, юнота, что уход от мира в монастырь, коли уход сей праведен, коли он свыше дозволен, непременно есть сугубое людям служение. Вот я скажу тебе: подвижник один великого чина восхищаем бывал даже до седьмого неба. Но стал он однажды, в час нужного для людей дела, предаваться духовному созерцанию; и случилося как он возжелал: он пришел в исступление и был восхищен на небо. А последи за нерадение о земле порицаем был, осужден свыше и наказан».

— «От суеты мирской укрыться хочу, отче преподобный, дабы...» (470)

— «Что знаешь ты о суете мирской?», перебил Светомира игумен Анастасий. «Руки замарать опасаешься? Грязи человеческой гнушаешься? Мы должны ходить в любви, а сие с уходом подале от людей несовместно. Вот и предстатель наш, великий, святой Николай не боялся одежды своей светлой засмурожить, и до многой даже мерзости касался, людям помогая. А вот угодник Кассиан по всему святой был жизни человек и пуще всего страшился райское платье свое запятнать, чистоту утратить, от порочных мужей и жен сторонился — так оно и случилося, что Николаю два раза в году молебны служат, декабрьского и майского празднуют, а Кассианово имя 29-ого февраля, в лето високосное, за четыре года одиножды славят».

Светомир подумал, что шутит игумен касательно празднования, но, подняв на него взор, увидел, что несмеяно было и даже торжественно лицо старца. Тогда он с решимостью сказал: «Служить людям я был бы рад; и грязи не убоялся бы. А вот карать страшно».

— «Карать!», возмутился святитель, «как дерзаешь ты помыслить такое? Кто дал тебе на кару власть?»

И вдруг — припомнилась ли ему весть давняя, или просто увидел он, что гость заговорил о каре не из гордости духовной — спал гнев игумена Анастасия и он тихо молвил: «Впрочем, в наше время и от простых смертных то ли еще востребуется. Где пребывал ты по ею пору, юнота? Ведомо ли тебе, что в царстве нашем деется?»

— «Я из далеких стран», отозвался гость, «давно не бывал в местах наших».

— «Посему ты, верно, и не знаешь, что отъехал от нас царевич Светомир, уж года два тому будет, и по днесь вестей о себе не шлет. Вот и вздумали прислужники Зоины законного царевича царства лишити, и требуют они от государя нашего Владаря, чтобы он повелел за Серафима яко за покойника молиться, а сына своего от царицы Византийской наследником престола признать. Сам то царь за первенца своего крепко вступается, и народ суженого своего царевича ждет, Другого не хочет. Не взлюбил народ наш государыню иноплеменную; ропщет, говоря: 'К нашему нестроению она пришла. От ее греков вся земля наша замешалася'. А все-же, не сдобровать царевичу по возвращении, коли не найдется ему помощи в нужный час. Мы же в скиту прилежно молимся о спасении его».

Светомир опустил голову.

— «Почто смутился ты, сын мой?», зорко всматривался в него иеромонах. «Кому ты сочувственником будешь? С кем стоять собрался?»

— «Волею али неволею завсегда стою я вкупе с первенцем Владаря».

— «Как-же так и неволею?» , в раздумье спросил игумен. «Сам то ты кто таков будешь?» (471)

Светомир стал прям, поднял глаза на игумена. Он сказал: «Ничего не утаю я от тебя, Отче преподобный. Я — царевич Светомир». — «Иди за мною в келлию», позвал его святитель.

Келья игумена Анастасия невзрачная деревянная стояла поодаль монастыря. Немногие в ней побывали. Была она местом уединения и молитвы. Святитель и царевич склонившись, вошли через низкую дверь В переднем углу виднелись образа и налой. В глубине у темной безоконной стены Светомир разглядел домовину. Подумал с благоговением: «Он спит в гробу».

Старец молча указал гостю на стул, сам сел на скамью и любительно принялся слушать.

Светомир поведал про раннее детство свое, все, что удалось ему к сознанью пробудить. И кончил долгий рассказ, говоря: «Помню еще церковь нашу домашнюю, и песнопение райское, и мы все четверо там вместе... А вот последнее что вижу из той поры: Глеб да я смотрим через окно вниз. А там видение чудесное, шествие предивное с хоругвиями, и отец с матерью точно царь с царицею в сказке; особо мать уж такая красивая, и не описать.

«Далее вспомнить не умею: ни снов, ни видений. Сказывали мне потом, что из башенной спаленьки моей я с Глебом упал замертво на землю, и в гроб меня положили, и собралися хоронить, и спас меня старец Парфений. Но ничего я о том не помню. Распалась связь часов.

«Озираюсь: все незнаемое; в келье малой я вроде как эта, твоя. И не страшно мне, даже укромно от улыбки ласковой инока, ко мне склонившегося. Он выводит меня на поляну; окрест лес, а из лесу на нас медведь идет бурый; старец смотрит на него любовно и говорит: «Не бойся его, он у меня хозяин добрый, дружи с ним». И стали мы с медведем в обнимку по лесу ходить и в перегонки весело бегать.

«И вдруг радость нежданная всю душу мою яко солнцем залила: вижу издалеча мать ко мне идет, и бросился я всреть ей. Она на траву меня подле себя сажает, и мы оба рады. Страсть как мне захотелось песнь услышать, которую она мне пела, когда я младенцем был, и умолил я ее спеть мне ту песнь.

«Заснул я сладко; проснулся, и нет больше ни матери, ни песни, а мне непечально: старец опять надо мною уветливо склонился, и покой он дает, и нечувствие утраты. Многое затерялося в забытье, но светлый (472) лик Парфения душа удержала. И по сей день сердце замирает, воспоминая: Лицо кроткое и свежее, округлое, и бородка малая, седенькая. И был он весь тихий и, кажись, вовсе неприметный, а сила от него исходила, что и богатырь не устоит».

Перебил Светомира игумен Анастасий со слезами восхищения, говоря: «Привелося и мне, недостойному, в пустыньке той побывати. Сподобился я благословение получить от отца Парфения. Святой жизни был старец, прозорливец смиренномудрый, даров совершеннейших ревнитель».

— «Вскоре», продолжал Светомир, «он в путь меня стал снаряжать. И повезли меня дед мой Радивой с Хорсом в царство Срединное, к Иоанну Пресвитеру». Долго рассказывал Светомир про Иоанна и царицу его Параскеву.

Задумался игумен: «А ведомо ли тебе, царевич, что Пресвитер письма слал в Византию к императору. Об царстве своем христианском многое поведал, не уча, учил. Имей кесарь уши, дабы слушать, да разум, дабы послушествовать — она, пожалуй, и не погибла бы Атлантида ихняя, хоть и развратилася сверх меры.