Дмитрий Мамин-Сибиряк - Весенние грозы

— Подожди, дядя, другое заговоришь, — уверенно заметил Кубов. — А тетке я на новое платье куплю…

— Хо-хо… Не оставьте уж и меня, нижайшего!

Эта комичная сцена навела на Кубова невольную грусть. Ведь и другие так же посмотрят на него, хотя и не выскажутся с такой откровенностью.

Петр Афонасьевич изнывал от потребности высказаться и поделиться с кем-нибудь своей радостью. Он долго крепился, пока не выбрал своей жертвой Анну Николаевну. Время стояло летнее, рабочее, дохнуть, кажется, некогда, а он находил минутку, чтобы завернуть к старой приятельнице. Входил Петр Афонасьевич с каким-то таинственным видом, точно заговорщик, оглядывался и только после некоторых предварительных пустяков заводил речь о настоящем. Придвинув свой стул к Анне Николаевне, он наклонялся к ней всем корпусом и говорил осторожным канцелярским шопотом:

— Сережка-то мой… Нечего сказать, из молодых да ранний…

— Что опять случилось? — недовольным тоном спрашивала Анна Николаевна.

— А как же… Только получил фрак от портного…

— Фрак-то в долг, поди, заказывал?

— Ну, это пустяки, потом заплатит!.. На всех судейских один портной шьет. Знаете, вывеска у него на Тихонькой улице? Кривой на левый глаз… Ну, только сшил он фрак, надел его Сережка и сейчас пых! к председателю суда с визитом. Понимаете? Ведь тот заслуженный генерал… ленту имеет через плечо… От председателя всем членам суда сделал визиты… Тоже генералами будут. Вот он каков, Сережка-то… Смел, нечего сказать. Ведь генерал, так я нарочно на другую сторону улицы перехожу, когда встречусь, а он к нему с визитом разлетелся… Прямо за руку здоровается… Это с генералом-то! Хе-хе. Совсем бесстрашный!.. Мне так вчуже жутко.

— Чего бояться-то?.. Такие же люди, как и мы, грешные. А у судейского генерала две дочери на возрасте, ну, вот он и принимает молодых-то. Ужо женится ваш Сережа на генеральской дочери…

Петр Афонасьевич даже хихикнул и подмигнул Анне Николаевне: дескать, это еще цветочки. Придвинувшись уже совсем близко, так что одной коленкой задевал толстую ногу Анны Николаевны, Петр Афонасьевич сообщил уже совсем шопотом:

— А ведь я, грешный человек, сам думал об этом… ей-богу!.. И даже весьма думал… Хе-хе!.. Ну, генеральские дочери — это точно, ну, генерал — и это есть, а Сережка-то не туда совсем смотрит. Я уж подметил… Генерал-то одним своим жалованьем живет, а у дочерей ничего и нет. Возьми-ка такую голенькую генеральскую дочь да и майся с ней… Не-ет, Сережка обмозговал это дело. Третьего дня я завернул вечерком к себе за снастью, чтобы в Курью к деду свезти, а тут пых! коляска!.. Сережи-то, как на грех, дома не случилось. Понимаете, коляска прямо к моей хибарке подкатила… Вижу, в коляске Болтины сидят — эта самая Женя с братом. Лошади какие, кучер — осетер-осетром. Ну, я сейчас к Кате… Сам-то испугался, не знаю чего. Ей-богу… Даже ноги трясутся. А Катя мне и отрезала: «Это не ко мне, а к Сереже». Нечего делать, выхожу за ворота — сюртучишко на мне старый-старый, без шапки, в туфлях, ну, дурак-дураком. Ну, вышел и говорю, что Сережи дома нет… А болтинская барышня посмотрела на меня и ласково так спрашивает: «Если не ошибаюсь, вы папаша Сергея Петровича?». Красивая такая, кровь с молоком девица… И до того она меня сконфузила, что я стою дураком, смотрю на неё, а напротив неё в коляске-то другая барышня, еще красивее — Клочковская. Помните, с нашими вместе училась? Ну, я и отперся сам от себя… ей-богу!.. Так и сказал прямо: «Извините, сударыня, я буду дальний родственник Сергею Петровичу»… Тоже догадался, чтобы не конфузить Сережку-то… Ловко сделал? Хе-хе… И мы тоже не лыком шиты. А Катя-то у окна стояла и всё слышала. Стыдно мне потом сделалось, потому как ничего она не понимает. Сережа-то теперь у Болтиных и Клочковских, почитай, каждый день бывает. Известно, богатые люди, ну, веселятся себе, а тут еще такие девушки невесты, что все глаза проглядишь… Молодому-то человеку, конечно, и любопытно. Вот бы покойница Марфа Даниловна посмотрела: то-то порадовалась бы.

Подобные откровенные разговоры для Анны Николаевны были настоящей пыткой, потому что она еще сильнее на фоне Сережина благополучия чувствовала свое фамильное горе. Своим материнским аршином она прикидывала судьбу Гриши и тяжко вздыхала. Вот так же и Гриша развернулся бы, если бы не женился на какой-то забвенной мещаночке… Злейший враг не мог бы придумать для неё большей пытки, как эти разговоры о Сереже, а Петр Афонасьевич, увлеченный успехом Сережи, решительно ничего не хотел замечать и тянул жилы из старой приятельницы. Только очень добрые люди могут устраивать такие пассажи… Анна Николаевна раз даже расплакалась.

— О чем вы, Анна Николаевна?

— Так, смешное вспомнила…

Петр Афонасьевич спохватился.

— Ничего, и у вас всё устроится, Анна Николаевна… Вот приедет Гриша, тогда и вы заживете.

— Гриша-то приедет, да куда мы с этой его-то мещанкой денемся? Ведь людям на глаза стыдно показать нашу-то королеву… Ни ступить, ни сесть, ни сказать… Ох, такое горе, что и не выговоришь! А легко мне это, столбовой-то дворянке?

— Иногда и из мещанского звания очень умные девушки издаются, Анна Николаевна.

— Уж лучше не говорите, Петр Афонасьевич… Не раздражайте!..

Появление Петра Афонасьевича вызывало в Анне Николаевне тяжелое и неприятное чувство. Она даже как-то начала его бояться: вот придет, усядется и заведет канитель. Потом это чувство перешло в озлобление. Чего он, Петр Афонасьевич, жилы из неё тянет? Этакая важность, что Сережа у генерала бывает! А захворает генерал, Гриша будет его лечить. Ежели с умом, так доктору-то вот как можно жить да поживать. Раз обозленная Анна Николаевна не вытерпела и заметила вскользь:

— Вот вы радуетесь, Петр Афонасьевич, любуетесь на своего Сережу, а того не подумаете, что ему и жить-то у вас не придется…

— Как не придется?

— Да уж так… Вот вы отперлись от самого себя, когда Болтина с Клочковской приехали, а как-то Сережа адвокатствовать будет? Ведь ему нужно и квартиру хорошую и обстановку приличную…

— Чего же ему еще лучше? Кажется, всё прилично… Ничего не жалел: обои, мебель, занавески — всё в порядке.

— Ах, вы, простота-простота… Разве такую обстановку нужно настоящему адвокату? Клиенты-то разве будут разыскивать по всему городу вашу избушку? Клиента нужно ловить богатого, а богатые не любят себя затруднять, да и хлеб за брюхом не ходит. Квартиру Сереже нужно на главной улице, по крайней мере рублей на шестьсот в год, да обстановка будет стоить на худой конец, ну, рублей тысячу. Да… Ведь Сережа-то не ходатай по делам, как покойничек Григорий Иваныч, а форменный адвокат.

Эта мысль для Петра Афонасьевича была ударом грома. Как это раньше он сам-то не догадался? Ведь всё верно говорит Анна Николаевна, в самую точку.