О'Санчес - Жудень - его зовут 2003 (июль - декабрь)

Читать здесь:

... ли, коротко я жил да миры менял, а как-то меня вдруг озарило: где бы я ни жил, чем бы ни занимался, но непременно меня окружают война и кровь. Как-то не живется мне без Фобоса и Деймоса, хотя я себя с Марсом отнюдь не идентифицирую. Кровь и война, бесконечные сражения, интриги, подготовки к боям, дуэли, просто резня... Охота в виде отдыха между войнами... И нет ведь во мне патологической жестокости к зверям и людям, и не самоутверждаюсь я насилием, физическим и ментальным превосходством над смертными человеками и местными божествами, а вот поди ж ты...

Сделав такое открытие про самого себя, я тотчас решил проверить себя, стал искать и нашел в одном из миров славное местечко невысоко в горах, где оборудовал себе райский уголок и занялся некоммерческим цветоводством. Из всех убийств - несколько случайных насекомых в год, да протеин, который я покупал уже в разделанном виде в питерских магазинах... Но и то я ел мясное только в квартире, "на побывке", а в этом мире - строго вегетарианствовал. Пятнадцать лет одиночества и безгрешного растениеводства - и никакой садистской абстиненции, ни малейших ломок по членовредительству и зверствам, даже понравилось рыхлить, прививать, подрезать, собирать в житницы... А ароматы... А какие цветовые гаммы создавал я в своем саду... Жаль только, осени у меня не было и зимы, одно сплошное лето с элементами весны... Но тут уж привередничать не приходилось, потому что выбрал я мир, чтобы сад строить, а не наоборот; есть уже опыт перестройки мира: начнешь - конца-краю не будет и неминуемые божеские обязанности вершить скоромные суд и расправу... У местного населения слыл я святым старцем, белобородым и белопомыслым отшельником... Даже за сексом в Вековековье бегал, а с местными женщинами - ни-ни...

Да, но почему-то вслед за этим, я ударился в другую крайность, своего рода бытовую и нравственную аскезу, и четверть века усердно нюхал жизнь совсем с другой стороны...

Воркута... Все собираюсь узнать значение этого русского-нерусского слова, да как-то забываю... Колыма - то же самое: речка-златотечка, сам намывал помалу, а почему зовется так - хм?..

Хорошие бы края, да людей там многовато, и в земле, и на поверхности... Помню, один битый фраер, хороший мой приятель, интеллигент и некоторое время сосед по шконке, уже в хрущевские времена поднял шесть лет строгого за одно лишь четверостишие:

В Колым-земле на тонну золота

Десятки тонн костей и соли

Как результат Серпа и Молота

Во времена Железной Воли.

Прописных букв многовато, конечно, но и два года на строку, причем простому смертному, - тоже, извините меня ... (два года ему добавили за попытку побега.)

Но это позже, а тогда, в конце сороковых, воркутинские лагеря менялись на глазах, власти решительно вознамерились покончить с преступным миром - а почему бы и нет: если уж фашистского зверя добили в его логове, то дома, на советской земле, с помощью лиц, твердо ставших на путь исправления ?..

Одним словом, воркутинский лагерный край, в отличие от магаданского, почти весь лежал под суками, кроме "восьмого угольного", где масть из последних сил держали воры и " Кировской", которую заполнила масть, под названием "махновцы" - тоже суки, по большому счету, но иного толка, враги и первым, и вторым, и польским ворам, и так называемым "красным шапочкам", и честным ворам. На пересылках случалось по-разному, в зависимости от состава вновь пришедшего этапа; этот, который обосновался и укрепился намедни, был сучий. Да еще и непростой: то была как бы ставка сучьего главнокомандующего, кочующая драга, перемалывающая и разделяющая человеческий материал в сучье золото и промышленные отходы от оного процесса.

Воров числилось всего четверо на сегодняшнем маленьком этапе и они крепко надеялись попасть к своим, на "восьмерку". Все было в цвет до нынешнего дня, оставалось благополучно миновать сучью пересылку, но здесь начались кумовские зехера: все, от начальника конвоя до последней пидорной "машки" знали, что пересылка чужая, что ворам здесь - мучительная смерть, но на голубом глазу их определили именно туда, где их уже ждали на сучью правилку...

Конвойные сняли с них кандалы, ошмонали и велели ждать в каменном сарае, пока остальной этап в полусотню рыл загонят в баню, переоденут и отведут туда, в бывшую церковь, ждать сортировки и попутного этапа на места дальнейшей отсидки. Потом и воров повели в баню. В иное время порадовались бы простору и горячей воде... "Умрете чистенькими" - шути, шути, конвойный, давай, давай, твоя сегодня сила...

Воры посовещались коротко: может запереться, всем вместе вены вскрыть, чтобы либо к богу, либо в больничку... Но в местной больничке тоже сучья масть, туда попасть - еще и хуже будет. И муторно было ворам, и разбирало их противоестественное смертное любопытство: как оно там будет, на правилке? Может, каким-то неведомым чудом пронесет беду? Или смерть добудут легкую? Сахар невнятно пробурчал про какую-то возможную мазу, но это все понятно и уже неинтересно, какие еще тут могут быть мазы-козыри?...

Почему, хотелось бы знать, именно вологодские вертухаи такие злобные, хуже азиатских зверьков, прямо чемпионы-ненавистники, куда до них собакам? Автомат на груди их такими делает, или в масле вологодском жJлчь подмешана? - Но никто не ответил на мысли Мазая, каждый в свое вслушивался. Мылись воры молча, да и о чем было говорить... Предстояло умирать в муках, или... Или, все-таки, сучью присягу принимать и позор? Нет, тут даже захочешь - до присяги дело не дойдет: Иван-Царевич, сучий атаман, шибко зол на воров за недавнюю резню на соликамской пересылке, где с полсотни сук одним махом на лунный этап отправили, ему теперь только кровь нужна, мстит и запугивает.

В сорок втором Иван Павлович Узорин еще был авторитетным босяком, видным вором, носил погоняло Бузор, потом ушел воевать в штрафные роты и в сорок пятом избыл срок, искупил своей и вражеской кровью, в звании старшего лейтенанта, с тремя боевыми орденами на груди. А в сорок шестом получил червонец за налет на кассу, вернулся "за колючку", сначала Нарым, потом Воркута... Там он вдруг понял, что его ни дня не воевавшие "братья", честные воры, с кем он кушал, с кем режим давил, заочно дали ему по ушам только за то, что он взялся Родину защищать на фронте, и они уже не братья ему, но паны и господа, а его низвергли в простые мужики... Бузор с этим решением не согласился и на воров очень обиделся. И с радостью подключился помогать "хозяину" и "куму" выполнять решения Партии и Правительства по искоренению и перековке преступного мира, да так прытко взялся, что и товарищу Погодину в его пьесах не снилось. И уже под новой кликухой новые блатные законы править стал, воров ломать да ссучивать, а куму жопу лизать... Бытовиков, "машек", политических фраеров из пятьдесят восьмой, "зверьков" из восточных республик и прочего черноземного быдла эти прогрессивные перемены в тюремной кастовой иерархии, понятное дело, не касались: их удел сидеть покорно и делать, что велят...