Булат Окуджава - Будь здоров, школяр

- Вдруг Карпов услышит? Он нам даст...

- Конечно, можно, - говорит Карпов, не поворачивая головы.

- Это только прикажите - пара пустяков, - говорит Федосеев.

Мы съезжаем с дороги и останавливаемся у одинокого столба. Мы вытаскиваем пробку. Легко. Она как по маслу вылезает из своего гнезда. И сквозь морозный воздух пробивается облачко винного дурмана. Все сильней и сильней.

- Каждый пробует свою норму, - говорит Карпов, - не больше.

- Закусить бы, - говорит Сашка.

- Закусывать на батарее будем, - говорит Карпов.

Федосеев делает очень просто. Он берет резиновый шланг, которым бензин переливают, и опускает один конец в бочку.

- Котелочки подставляйте, - смеется Сашка, - чтобы не пролилось.

Золотое вино льется в подставленный котелок. Сашка прикладывается. Мы смотрим на него.

- Бензином воняет, - говорит он.

- Это ничего, - говорит Карпов и сплевывает. От отпивает несколько глотков.

- Чистый бензин, - говорит Федосеев, - шланг ведь. Ну-ка я попробую...

Мы распиваем пробу. Вино крепкое. Это чувствуется сразу.

- Нужно не дышать, когда пьешь, - говорит Сашка.

- Бензинный дух - это самое полезное, - говорит Федосеев. - никаких болезней не будет. Это привыкнуть надо. Я-то вот ничего. Мне не противно. Привычка. Ну-ка дай-ка котелочек-то...

- Ну, теперь давайте по норме отливайте, и все, - говорит Карпов.

- А какая норма? - спрашиваю я.

Никто не может объяснить, какая норма.

- Пока пьется, - говорю я.

- Но-но, - говорит Карпов, - это что еще за штучки! Я уже знаю, как будет. Выпью, и теплое, как огонь, пойдет по телу. Станет жарко, томно, странно.

- Ты не пей много, Федосеев, - говорит Карпов, - тебе машину вести.

- Водичка, - говорит Федосеев. - Я этого добра могу два литра, и ни в одном глазу. Водичка.

- Да, - говорит Сашка, - это тебе, брат, не водичка. Водичка.

Я уже не могу пить. В котелке еще много, а я уже не могу. Губы у меня почему-то стянуло. Трудно рот раскрыть. А у Сашки весь подбородок в вине. Он только успевает передохнуть - и снова к котелку. А Карпов хватается рукой за бронетранспортер.

- Черт, от голода уже сил нет никаких, - говорит он.

- Пора бы ехать, - говорит Федосеев и лезет в кабину.

- Нашел место, где остановиться, - говорит Карпов, - на самых буграх. Ногу поставить некуда. Вот там поровнее место-то.

- А ты здорово ухлестнул, - говорит Сашка Карпову.

- Я еще не так могу. Я чистый спирт могу, - говорит Карпов.

- А тебя как зовут? - спрашивает Сашка.

- Меня Алексеем зовут, - говорит Карпов.

Щеки у него красные-красные. И у Сашки тоже. Они как два брата.

Мы залезаем в машину.

- Тебе дать еще, Алеша? - спрашивает Сашка.

Карпов мотает головой. Сашка сосет шланг. Вино льется в котелок.

- Ну-ка попей, - тычет Сашка котелок Карпову, - попей, Алеша, водичку...

Руки у Сашки короткие, словно два обрубка, а вместо головы винная бочка. Вот это голова!

- А куда же ты пробку-то воткнешь? - смеюсь я. - В рот, что ли?

А Сашка качает своей бочкой и молчит.

- А где шланг? - спрашивает Федосеев.

- В бочке, - говорит Сашка.

- Купается, - смеюсь я.

- Купается? - спрашивает Карпов. - Я и не видел.

- Эх ты, Алеша, - смеюсь я.

Он хороший, этот Карпов, зря я на него обижался. Вон у него губы какие обиженные-обиженные. Я щекочу его шею.

- Эй, Алеша, - говорю я, - не грусти.

Сашка положил голову на бочку и спит. Пусть поспит. Он тоже хороший. Всё хорошо. Вот когда мне сапоги дадут, я еще не так воевать буду.

- Сашка, - говорю я, - заткни бочку, противно. А Сашка плачет. Большие слезы текут по щекам. Как у ребенка.

- Куда я еду? - всхлипывает он. - Надо мне больно ехать с вами! Меня Клава ждет... Где ты там, Клава?

Как противно пахнет. Смесь вина и бензина. А если смешать духи с персиками? Все равно противно. А если розы - с гуталином?.. Вот если тихонечко ныть, тихонечко-тихонечко, по-комариному, тогда легче.

- Тебе что, плохо, парень? - спрашивает Федосеев. А мне не плохо. Только запах противный. И ноги не протянешь. Тесно.

- Приходи ко мне, - говорит Карпов, - я тебе покажу мою собаку.

- Куда приходить?

- Улица Волжская, дом восемь.

- Потеха, - говорит Федосеев.

А Сашка плачет крупными слезами. Он вспоминает свою Клаву. И утирает слезы ладонями. А мне не хочется плакать. Зачем плакать?.. А у Сашки опять вместо головы бочка. Она кружится, эта бочка, нет спасенья.

- Из-за фрицев этих ты меня, Клавочка, позабудешь... Купи мне пачку "Норда" на память... Простимся у порога, Клавочка, купи себе платок пестрый, - слышится из бочки, - а придешь - еще денег дам...

А я не плачу. Я лучше поною. Так дышать легче. Потому что этот запах проклятый... прости меня, Нина. Тоненькая, маленькая, вся странная... неизвестная... прости меня.

- Куда мы? - спрашивает Карпов.

- На батарею, - говорит Федосеев. - Вон они уже летят, летят.

- Пьян ты, что ли, Федосеев?.. Кто это летит?.. Это ракеты, что ли? Ты на передовую меня везешь.

- Она самая. Вон она, рядышком.

- А на что мне она, Федосеев? Мне там делать нечего. Заворачивай ко мне на чашку чаю...

Я бы тоже чаю попил. А то этот запах проклятый...

...Открываю глаза. Стоит наш бронетранспортер. Впереди выстрелы отчетливо уже слышатся. В голове туман. Сашка спит. Карпов спит. Откинул голову, открыл рот.

Мы вино пили. Противно даже.

- Что это мы стоим?

- Прибыли. А батареи нет. Никого нет, - говорит Федосеев. - Ушел фронт.

Надо догонять... А ты хорош был. Как оно тебя, а?

Машина идет вперед. Фары погашены. Снег идет крупный-крупный. От него светло кругом. Призрачно светло. Как во сне. Я вижу сон. Или я пьян еще? Идет наступление, а мы напились. Это пьяный бред - там впереди белая фигура. Она стоит на нашем пути. Она подняла руки. В одной - автомат, в другой - фонарь "летучая мышь". Желтый огонек ничего не освещает.

- Стой, Федосеев, - говорю я.

Машина останавливается. Карпов проснулся.

Он смотрит на фигуру. Он руку тянет к кобуре.

- Это же свои, - говорит Федосеев, - узнаем-ка, что там такое.

А вдруг это немцы? Где мой автомат? Нету моего автомата. Он где-то там, под бочкой. Под винной бочкой. А фигура приближается, приближается. Федосеев распахивает дверцы.

- Ребятки! - кричит фигура. - Ребятки, помогите нам по-быстрому. Тут дружков наших побило. Зарыть надо...

Фигура приближается к машине. Это солдат. Он весь в снегу. Пола шинели оторвана.

- Чем побило? - спрашивает Карпов и зевает. Он зевает, словно с печки слез. Он зевает, когда там убитые лежат! Он пьян, этот Карпов.

- Пулями побило! - говорю я.

- Не суйтесь не в свое дело, - говорит Карпов. - Где убитые?

Солдат машет фонарем.

- Тама, тама, - говорит он, - все... семеро. А нас двое живых-то. Помогите, ребятки.

- Там бой идет, - говорит Карпов, - как же мы можем на батарею опоздать?

- И так опоздали, - говорит Федосеев.