Лев Овалов - Помни обо мне

После черного хлеба и воды водянистое какао кажется сказочным напитком. Вот что может помешать подвигу... Таня отставляет стакан.

- Спасибо.

- Ты что?

- Воздержусь...

Елпидифор ласково улыбается. Раиса наклоняется к Тане, бормочет:

- Преподобный Ефрем Сирин учит, что боящийся господа не объедается...

Берет стакан и допивает - не пропадать же добру. Над Раисой дьявол уже не властен.

По радио объявляется посадка на первые утренние поезда. Все трое устремляются на перрон.

В вагоне тесновато, двое солдат сразу уступают места.

- Дедушка, к окошечку. Бабушка... А внучку к нам.

Дедушка, бабушка и внучка садятся в ряд, Раиса придерживает Таню за руку.

- Спасибо, - шепчет Таня.

Раиса щиплет ее. Больно - и не заплакать!

Солдаты интересуются:

- Далеко?

- Может, нужно что?

Трудно сказать, что заставляет солдат ухаживать за молчаливой троицей миловидность Тани или уважение к старости.

Иноки молчат, и Таня в их присутствии не смеет ответить.

- Строгие у вас старички, - с сожалением замечает один из солдат.

Таня смотрит вниз, как наказывала Раиса.

- Покурить не желаете? - не унимается солдат.

- Не курю, - сдержанно отвечает Елпидифор и вдруг просит, и в его голосе звучит страдание: - Оставьте вы нас, у нас горе...

Больше он ничего не добавляет, предоставляя соседям широкое поле для догадок.

- Извините, - смущенно произносит солдат и больше уже не осмеливается тревожить ни Таню, ни стариков.

Вагон вздрагивает, плывут станционные постройки, поезд набирает скорость. Они едут, едут - куда? зачем? для чего? - дедушка, бабушка и внучка.

КРЕЩЕНИЕ

Едва поезд тронулся, Таня притулилась у окна. Не спалось. Елпидифор и Раиса о чем-то перешептывались. Солдаты угомонились и залезли на верхние полки. "Так, должно быть, чувствуют себя арестанты", - подумала о себе Таня... И вдруг она точно провалилась. В никуда. И так же внезапно проснулась.

Рассветало. Вагон покачивало. Рядом дремала Раиса. Громко посапывали солдаты. Но Елпидифора не было. Почему-то она испугалась. "Вышел, - подумала она, - сейчас вернется". Елпидифора она боялась меньше Раисы. Но Елпидифор все не шел. Тогда Таня осторожно тронула пергаментную руку Раисы.

- Мать Раиса... Мать Раиса...

- А? Что? - встрепенулась та.

- Где старейший?

Раиса недовольно поперхнулась:

- Не твое дело. Сошел...

- А мы не вместе?..

- Бес в тебе говорит, девка, - рассердилась Раиса. - Обязательно поближе к мужику...

- А мы где сойдем?

- Где надо.

Сошли в Ярославле. Хоть Раиса приказывала беспрестанно смотреть в землю, Таня успела прочесть вывеску. "Не глазей, не глазей по сторонам", не переставала твердить старуха. Ехали в трамвае, в автобусе, куда-то очень далеко. Сошли где-то в пригороде, нырнули в лабиринт немощеных улиц. Одноэтажные домики прятались в палисадниках, за заборами росли вишни и яблони.

- Вот и дошли, - сказала Раиса.

Остановились у глухого забора. Раиса оглянулась по сторонам и отчетливо постучала. Из-за забора послышался лай, потом чьи-то шаги, потом голос:

- Кто там?

- Во имя отца и сына и святаго духа... Странников принимаете?

Калитка распахнулась.

- Заходи, заходи! - прикрикнула Раиса на Таню и толкнула во двор.

- Аминь, - сказал впустивший их мужчина и захлопнул калитку.

На цепи прыгал лохматый пес, гавкал и злился, не обращая внимания на окрики хозяина.

Тот склонил голову перед Раисой, а на Таню бросил пытливый взгляд.

- Послушница моя, - лаконично пояснила Раиса.

- Виктор Фролович, - представился хозяин.

- Брат Виктор, - поправила Раиса.

Он сравнительно молод, пожалуй, нет тридцати, но брюшко уже выпирает, румяные щеки лоснятся, точно смазаны салом, только серые глазки шныряют, как у голодного зайца.

- Надолго, мать? - не удержался он от вопроса.

- Как поживется, - неопределенно ответила Раиса. - Странников нет?

Виктор Фролович поморщился:

- Живет одна, прошлогодняя.

- Не вздумай вместе поселить, - распорядилась Раиса.

- Зачем же...

Он повел их в дом, через комнату, где у окна сидела моложавая женщина с пухленькой девочкой на коленях. Возле них стояла рыженькая девушка.

Таня догадалась: у окна - жена, а стоит - та, "прошлогодняя", как назвал ее Виктор Фролович.

Обе бросили на вошедших любопытный взгляд, но хозяин тотчас провел прибывших в темный коридор, пошарил у стены, толкнул раздвижную дверь, и гостьи очутились в своем временном обиталище.

Комната не комната, чулан не чулан. Нечто такое, где можно находиться и в то же время оставаться как бы не существующим для любого неосведомленного посетителя.

Деревянная скамья, сложенная раскладушка и стул - вся обстановка их нового обиталища. Тане оно представилось унылой щелью, но Раисе, прятавшейся на своем веку в завалинках, в ящиках, в канавках и чуть ли не в печных трубах, жилище казалось вполне комфортабельным.

Здесь-то и поселились инокиня и ее послушница.

Большую часть времени они проводили в молитве, да еще время от времени Раиса вела с Таней душеспасительные беседы. Только странничество угодно богу, доказывала она, а жизнь обычная, какую ведет большинство людей, грозит погибелью...

- А как же брат Виктор? - удивилась Таня. - У него дом, жена, дочка...

- Так он видовой, - раздраженно ответила Раиса. - Какая ты беспонятная! Живет для прикрытия божьего дела.

Таня изредка покидала отведенную им с Раисой конуру, выбегала во двор, даже бродила по огороду.

Жену и дочку Виктора Фроловича видела ежедневно, а рыженькую девушку встретила еще лишь один раз. Появилась Раиса и так цыкнула на девушку, что та сразу точно растворилась в воздухе. Раиса утверждала, что всякий, кто готовится принять крещение, подобно Христу, должен сорок дней и ночей провести в одиночестве.

Сама Раиса то совещалась о чем-то с Виктором Фроловичем, то куда-то исчезала, то что-то обозревала в огороде - не в пример своей подопечной вела деятельную беспокойную жизнь.

Неожиданно она сообщила, что уезжает на несколько дней в Москву.

Таня растерялась:

- А я?

- Молись да поменьше толкись на людях.

Не хотелось Тане оставаться под присмотром Виктора Фроловича, но он почти не обращал на нее внимания, разве только кормил получше, чем при Раисе: то каши даст с маслом, то сахару с хлебом и кипятком.

Раиса вернулась через два дня в необычно хорошем настроении.

- Теперь скоро, - сказала она.

- Что скоро? - спросила Таня.

- Вознесешься на крыльях благодати к престолу господа, - загадочно ответила мать Раиса.

Встали до света. Сонная Раиса толкнула Таню ногой. Старуха спала на широкой деревянной лавке, прямо на доске, без подушки - "инокиня я, а видишь, как изнуряю плоть". Таня рядом, на раскладушке, тоже ничем не застланной. Таня вскочила. Раисе еще дремалось, не хотелось вставать. Минуту нежилась, встала и тут же принялась отбивать поклоны. Таня догадалась: сама на себя наложила епитимью. Таня молчала, ждала приказания. Раиса оглянулась: