Вячеслав Пьецух - Бог в городе

- Только я сначала переоденусь пойду...

- Давай.

4

Николай Николаевич Муфель, инженер-технолог, работал на Химзаводе в опытной лаборатории и у знавших его состоял на подозрительном счету, потому что он был одержимый, умница и чудак. Трудился он по шестнадцать часов в сутки - восемь на Химзаводе, восемь у себя дома, - зимою и летом ходил в какой-то немыслимой кацавейке с воротником из леопарда, носил косичку, которую обыкновенно прятал за леопардовый воротник, круглый год ездил на велосипеде и мог любую гадость сказать в глаза. В общем, он считался в своем роде городской достопримечательностью, однако не столько по той причине, что имел двадцать четыре патента на разные изобретения и открытия, сколько оттого, что круглый год ездил на велосипеде и мог любую гадость сказать в глаза.

Сам же себя инженер Муфель считал разнесчастным человеком, обделенным по всем статьям. Статьи, собственно, было три: во-первых, ему не давали хода как ученому, и он вынужден был заниматься наукой по вечерам; во-вторых, его любимая женщина двенадцать лет тому назад вышла замуж за председателя Союза композиторов Бурятии и с тех пор проживала в Улан-Удэ; в-третьих, все наличные средства уходили у него на химические реактивы, и он без малого голодал. Одним словом, Муфель был выдающаяся особа, и отсюда неудивительно, что Пыжиков пожелал переодеться, прежде чем идти к нему разбираться насчет души.

Вернувшись в свою квартиру, Александр Иванович некоторое время стоял в прихожей, мучительно вспоминая, зачем он заходил к Вите Расческину, - по делу, за какой-нибудь хозяйственной надобностью или же просто так... Ах да! наконец вспомнил он и ладонью слегка хлопнул себя по лбу. Ведь это у него появилось чужое лицо и он решил, что Расческин, имеющий косвенное отношение к медицине, разъяснит ему причину ужасной метаморфозы или по крайней мере скажет, не симптом ли тут какой-нибудь редкой болезни и нельзя ли ее если не вылечить, то лечить. Впрочем, по тому судя, что Расческин его узнал, чародейственная перемена незаметна чужому глазу, и, значит, медицина в настоящем случае ни при чем.

Александр Иванович опять направился в ванную и, опершись прямыми руками на раковину, долго рассматривал свое новое отражение в зеркале, резко несимпатичное да еще и с шишечкой на носу. "Но тогда в чем же дело? размышлял он. - Что за глупое волшебство? И что, если оно как-то связано с появлением сумасшедшего, который предрекает Последний день? А вдруг и правда грядет этот самый Последний день и накануне его у всех людей меняются физиономии, то есть вдруг у человека спадет личина и проявится его истинное лицо?.."

Кто-то постучал в дверь. Пыжиков вздрогнул, нервным движением пригладил волосы и пошел открывать; совсем нехорошо у него сделалось на душе, тем более что он издавна боялся неурочных телефонных звонков, непонятных звуков с улицы и гостей.

По ту сторону порога стоял милиционер в чине младшего лейтенанта, хотя это был человек в годах.

- Чего это у вас звонок не работает? - спросил он.

Александр Иванович с испугу махнул рукой.

Милиционер прошел на кухню, сел на табурет, снял фуражку и околышем кверху положил ее рядом с собой на стол. Откуда ни возьмись прилетела муха и села на околыш милицейской фуражки, а Пыжиков подумал: "Ну вот! Только мухи зимой не хватало!" - имея в виду то старинное народное поверье, что мухи зимой предвещают смерть.

- Вы не беспокойтесь, - сказал милиционер, - у органов к вам персонально претензий нет.

Пыжиков сказал:

- Надеюсь...

- Я вот ни свет ни заря обхожу квартиры вашего дома и беспокою честной народ. Можно было бы, конечно, дождаться собрания жильцов, но у нас ведь как: где трое соберутся, там толку нет.

- Что-то я про собрание не слыхал...

- Ну как же! Внизу объявление висит: общее собрание членов жилищного кооператива "Вымпел", явка обязательна, начало в десять часов утра.

- Гм... - промычал Пыжиков и потрогал новоявленную шишечку на носу.

- Ну так вот: хожу, беспокою честной народ. Видите ли, какое дело свидетелей я ищу. Свидетелей правонарушения, которое имело место четвертого января. Кстати, где вы были четвертого января?

- А какой это был день недели?

- Понедельник.

- По понедельникам я служу.

- Стало быть, в понедельник, четвертого января, как вам, наверное, известно, было совершено нападение на гражданку Попову, которая проживает в вашем доме, подъезд первый, квартира шесть.

- В первый раз слышу, - напуганно сказал Пыжиков, так как ему подумалось, что младший лейтенант именно его подозревает в нападении на гражданку Попову, но из профессиональных соображений манерничает и хитрит. Впрочем, он действительно слышал об этом происшествии в первый раз.

- Ну как же! В понедельник, четвертого января неподалеку от вашей детской площадки на гражданку Попову было совершено нападение, как говорится, средь бела дня. Неизвестный преступник сорвал с гражданки Поповой шубу, беличью, пятьдесят второго размера, и покусал потерпевшую в голову и в плечо.

- То есть как это - покусал? - справился Пыжиков в таком глубоком недоумении, как если бы милиционер изъяснялся на никому не известном, экзотическом языке.

- Обыкновенно, как собаки кусают, - ответил милиционер. - Только это еще полбеды. Настоящая беда в том, что после гражданка Попова скончалась во Второй городской больнице в результате отравления сильным ядом. То ли у этого мужика откуда-то взялись ядовитые железы, как у змеи, то ли он до того допился, что уже вырабатывал отравленную слюну.

- А с чего вы взяли, что это был мужик? - справился Пыжиков, внутренне холодея. - А, положим, не женщина, не сбесившаяся овчарка, не какой-нибудь леопард?

- Леопард с бабы шубу снимать не будет. А потом, на теле остались соответственные следы.

Пыжикову было нехорошо. Он припомнил давешний разговор с Витей Расческиным насчет сумасшедшего, который предрекал светопреставление, сидючи в нервном отделении 2-й городской больницы, и при этом напирал на то, что накануне в городе объявится монстр, который будет нападать на людей среди бела дня, - и ему стало сильно нехорошо. Все складывалось одно к одному: чужое лицо с утра, смертельно кусающийся мужик, муха среди зимы, которая все еще ползала по милицейской фуражке, и вот, вот все никак не рассветало, хотя по времени вроде бы уже пора было бы рассвести...

- А который теперь час? - спросил Пыжиков, глядя в черное кухонное окно.

- Хрен его знает, - ответил милиционер. - Я свои часы еще в прошлый вторник отнес в ремонт.

- Все-таки это странно: такое из ряду вон выходящее происшествие, а я про него даже и не слыхал...

- Самое странное не это, самое странное то, что непонятно: зачем этот придурок бабу до смерти покусал?! То есть не ясны мотивы преступления, хоть ты что! Если бы он взял ее шубу или забрал авоську с продуктами, тогда понятно, а так понять ничего нельзя! Вот на прошлой неделе убили пацаны одного пожарного с Химзавода: увидели, что ему в ларьке дали двадцать рублей сдачи, проследили до подъезда и забили насмерть обыкновеннейшим молотком. Это понятно, все-таки двадцать рублей - мотив. Но зачем женщину кусать просто так, из любви к искусству, - это понять нельзя!