Вячеслав Пьецух - Письма из деревни

И слава Создателю, что теперь не то, что наконец восторжествовал естественный строй вещей. Что на полях теперь корячится техника, несмотря на топливный кризис и кризис неплатежей, а у женщины на уме - дети, муж, скотина, погреб и огород. И пусть лопнут от бессильной злобы все феминистки мира такая расстановка сил и Богу угодна, и нашему брату выгодна, и женщине хороша. В конце концов если мужчина при всем желании не может родить, а женщина неспособна зарезать теленка, то, стало быть, наши роли в этом мире распределены Главным Режиссером четко и навсегда. И ведь не сказать, чтобы это распределение было в пользу мужского пола, потому что мужик есть ломовая сила и больше, кажется, ничего. А женщина - это всё. Это благовоспитанные дети, которые определяют будущность нации, это незлобивый и сравнительно трудоспособный мужчина, это продовольственная независимость страны, это, наконец, та самая красота, которой по завету Достоевского спасется мир. Наша русская женщина даже за обороноспособность страны в ответе, так как та почти исключительно держится на деторождаемости за относительной боеготовностью наших военных сил. И даже навряд ли столь решающая роль может быть по силам и по душе.

Но: нравится нам это или не нравится, Россия - это женщина прежде всего, потом религия и только потом страна. Посему страшно, по-настоящему страшно, если наша прекрасная половина всерьез запьет. Это уже будет означать, что отчий дом в пожароопасном состоянии, это уже будут катастрофа и крушение всех начал.

Под конец почему-то хочется ободрить феминистское движение, может быть, потому, что нет врага страшнее, непримиримей, как если на тебя обидится женская организация, а такая оппозиция по жизни вроде бы ни к чему. Вот у нас в колхозе "Сознательный" и главный зоотехник - женщина, и глава сельской администрации - женщина, причем пресимпатичная, хотя строгая и властная, как мужик.

Письмо четырнадцатое

У Александра Николаевича Энгельгардта в письме "Из деревни" за 1870 год есть одно примечательное место: "... когда я уезжал из Петербурга,- пишет он,то на станцию, в числе других родственников и друзей, приехала меня провожать одна близкая моя родственница, немолодая помещица, долго жившая и хозяйничавшая в деревне, но давно приехавшая в Петербург искать новой деятельности.

- Не знаю,- говорила она,- дай бог тебе справиться с хозяйством. Может быть, оно у тебя и пойдет, только не знаю... Одного боюсь, сопьешься ты в деревне.

- Отчего?

- Ты представь себе только зиму, зимние вечера!"

И спился-таки Александр Николаевич, как по обещанию, даром что был интеллигент, революционный демократ, хозяин и агроном. Да и как тут не спиться, если действительно существует такая вредная вещь, как деревенские вечера. Летом, разумеется, грустить особенно некогда, да и гости не переводятся, но вот, например, возьмем деревенский вечер что-нибудь в начале ненастного месяца ноября... Темнеет рано, часу в шестом, сумерки наваливаются такие густые, что кажется, будто окна замазаны кобальтом, в стекло стучит мелкий, противный дождь, мокрый осиновый лист прилип к форточке и дрожит. Деревенская улица пуста, проезжая часть от дождей давно сделалась непроезжей, изба напротив глядит так уныло, как будто ей тоже холодно и темно. Звуков никаких, даже соседский петух за весь вечер ни разу не подаст голоса, только дождь барабанит по крыше, точно по голове. Посмотришь на часы: что-то около шести, хотя, кажется, уже порядочно сидишь и глядишь в окно.

Днем еще туда-сюда, можно забор починить, сварить настоящий малороссийский борщ с заправкой из тертого сала и чеснока, обсудить с соседом покражу рубероида в колхозе "Путь Ильича", но вечерами хоть с курами спать ложись такая одолевает неприкаянность и тоска.

Кстати заметить, телевизоров в нашей деревне нет. У кого-то их нет потому, что слишком высокую антенну нужно ставить, ростом с хорошую березу, а у кого-то потому, что телевидение - это зло. Как же оно не зло, если бытийный принцип его таков: чтобы живее раскупалась зубная паста, необходимо с утра до вечера показывать обывателю веселую чепуху. В другой раз ненароком посмотришь финал какой-нибудь викторины и чувствуешь себя глубоко оскорбленным, поскольку выходит, что тебя, пожившего русского интеллигента, кто-то принимает за отпетого дурака.

Стало быть, заместо телевизора вечерами глядим в окно. Зрелище обыкновенно выдается не такое увлекательное, как викторина для задержавшихся в юношеском возрасте, но зато много содержательней и умней. Положим, еще окончательно не стемнело, однако уже из-за пригорка выкатила луна, на деревне там и сям горит в окнах свет, над соседской крышей повисла, как на ниточке, первая диамантовая звезда. Сочетание этих цветов настолько утонченно, а сами цвета до того изысканны, что невольно придет на ум: мы-то знаем, откуда взялись такие упоительные цвета; если совершенная цветовая гармония в живописи подвластна только великим художникам, то у нас к природе вопросов нет. Опять посмотришь на часы: что-то около шести - вот они, деревенские вечера!

Это покажется маловероятным по нынешним временам, но у нас в деревне не так пьют запоем, как запоем книги читают по вечерам. На самом деле в этом реликтовом пристрастии нет ничего удивительного, если ты умеешь ценить возможность общения с лучшими умами человечества, если телевидение в твоей жизни - отрезанный ломоть, если ты боишься спиться и тебя страшат бесконечные зимние вечера. Но главное, сколько пользы для заинтересованного ума - в другой раз откроешь книгу, а там написано: "Кто сам в себе ресурсов не имеет, тот и в Париже проживет, как в Угличе". Ну как не принять к сведению эту максиму Дениса Ивановича Фонвизина, тем более что она решает насущный вопрос современности, хотя ей от роду двести лет.

Одним словом, спиться все как-то не выходит, несмотря на то что выпиваем чуть ли ни через день. То заедут из соседней деревни Никифоровское гинекологи Говорковы, которые вообще налегают на шампанское, и этот напиток до полуночи льется рекой, фонтанируя и шипя. То сам отправишься в гости к скульптору Хорошьянцу и не заметишь, как вечер промчится за голландским спиртом и разговорами о Дега. То Людмила Георгиевна Зыкина, построившая дом в неближней деревне Михальки, поднесет стаканчик, то выпьешь портвейна с пастухом Смирновым в связи с вредной аграрной политикой, которую проводят районная администрация, губернатор и президент.

Таким образом, если Париж - прежде всего столица веселой мысли и тонкий праздник по вечерам, то наша деревня Устье, Столипинской волости, Зубцовского уезда, Тверской губернии, отчасти Париж и есть.

Письмо пятнадцатое

Немудрено, что в американской провинции, французской, германской, испанской, даже и мексиканской обитает немало русских,- это понятно, потому что все-таки цивилизация, автобусы ходят, никто тебя не обматерит походя и вообще. Но вот почему в наших, глубоко деревенских местах живут иностранцы? этого, кажется, не понять. Ведь глушь всеконечная, дороги непроезжие, которые поэт Афанасий Фет называл "довольно фантастическими", пастухи круглосуточно пьяные, колеса с машины могут снять среди бела дня - и вот, поди ж ты, иностранцы у нас живут...