Борис Зайцев - Души чистилища

Филострато. — Зачаровываешь, какъ Орфей. Мнe легче тоже.

Лелiо. — Орфей любилъ глубоко.

Филострато. — Ну, такъ что-же?

Лелiо. — Нeтъ, я не Орфей.

Филострато (подаетъ ему букетикъ анемоновъ). — Прими, душа родная…

Лелiо. — Мнe кажется, я лучше понимаю теперь прошлое и судьбы наши.

Филострато (какъ бы про себя). — Гдe жизнь, гдe страсть? Художникъ и художникъ… утра, росы, жемчуга и тающiя дымки.

Лелiо. — Звуки и мелодiи, гармонiя…

Филострато. — Да, да. Но развe — это преступленiе?

Лелiо. — Если бы преступленiе, то мы горeли бы въ покаянiи, огонь насъ очищалъ бы.

Филострато. — Люцiя — Огонь.

Лелiо. — А мы — ни свeтъ, ни тьма, и ни огонь, ни ледъ. И мы томимся, мы бредемъ…

Филострато. — Души предсумеречныя, предразсвeтныя (громче). Священный Эросъ, былъ ли ты во мнe, растилъ ли я тебя?

Лелiо. — Я не былъ чувственъ въ прежней, милой жизни. Любовь мерещилась мнe, но въ туманe. Свои волненiя я полагалъ на музыку, и женщины мало меня любили. Я тосковалъ. Тоска моя развeивалась смутнымъ бeгомъ звуковъ. И я мечталъ, томился, подпадалъ иной разъ власти… А творилъ ли самъ въ любви?

Филострато. — Женщины меня манили, волновали. Многiя меня любили. Я былъ грeшенъ. Туманомъ исходило сладострастiе мое. Мое дыханiе — какъ нeжная отрада. Но сердце… И я любилъ, но не довольно, ту, которую терзалъ.

Небо проясняется, на минуту виденъ кусокъ безмeрной синевы. Ангелы беззвучными, далекими видeнiями, какъ лебеди, въ немъ проплываютъ…

Лелiо (тихо). — Видишь?...

Филострато. — Да, на мгновенiе. Но мы не созерцаемъ. Намъ дано брести, многiя сотни лeтъ, средь полу-добрыхъ, полу-злыхъ, полу-прощенныхъ и полу-виновныхъ. Мы — полу-истина и полу-ложь.

Лелiо. — Но мы дойдемъ. И мы услышимъ. Ты — увидишь.

Филострато. — Надо вeрить.

Слышна труба. Солнце скрывается, въ ущельяхъ туманъ.

Лелiо. — Насъ зовутъ.

Ускоряютъ шаги. Черезъ нeкторое время присоединяются къ группe душъ подъ водительствомъ двухъ ангеловъ.

Анеглъ (къ Лелiо и Филострато). — Души маловeрныя и смутныя, пора, мы ждемъ васъ.

Отдeляетъ — Филострато къ одной группe, Лелiо къ другой. Тe дeлаютъ жестъ сопротивленiя. Но взоръ Ангела безмолвенъ, ясенъ.

Второй Ангелъ. — Ну, въ путь. Направо — и налeво.

Одна группа тeней съ первымъ Ангеломъ идетъ прямо, другая, со вторымъ, сворачиваетъ влeво.

Лелiо (подаетъ Филострато букетикъ анемоновъ). — Возьми ихъ. На память обо мнe. Я-же, играя на свирeли, буду вспоминать о скромной земной нашей жизни, о тебe и о Люцiи.

Ангелъ. — Души, забудьте о землe. Идите, закаляйте въ странствiи чрезъ горы и туманы слабый духъ утeшайтесь надеждой, вeрьте, что въ странахъ горнихъ обрeтете силу, рано или поздно, созерцать блаженство.

Вереница душъ съ Лелiо подымается крутой тропинкой, а другая, гдe Филострато, медленно идетъ по краю кручи. Понемногу тeни первой вереницы оказываются все выше, выше, огибаютъ ту же гору, тропинкою восходящею.

Филострато. — Снова — одиночество. Надежды дальнiя. Томленiя. Туманы, скалы и орлы. Если мы будемъ вeрить, то когда нибудь увидимъ. Люцiя, гдe ты?...

Сверху слышится свирeль музыканта. Художникъ подымаетъ свой букетикъ анемоновъ и, привeтствуя, помахиваетъ имъ.

Онъ не забылъ земли. И вспомнилъ обо мнe.

Свирeль все выше, все слабeй, блeднeй.