Михаил Панин - Камикадзе

Мелькнула еще какая-то мысль, мелькнула и пропала, уже не вспомнить. Ну и бог с ней, у меня мыслей много. Например: а кто сказал, что у короля должна быть только одна фаворитка? Маркиза де Помпадур... Никто не сказал. Почему одна, какие бы красивые у нее ни были ноги и глаза, должна безраздельно пользоваться благосклонностью монарха? У царя Соломона было семьсот наложниц! Вот это царь так царь.

Хотя с другой стороны, это, конечно, многовато - семьсот наложниц. Их же и кормить надо... А бюджет какого государства это выдержит. Может, царь Соломон, мудрый-мудрый, а своими излишествами и нецелевым расходованием на них денег из бюджета и пустил по миру целый народ.

Я еще набулькал себе из кувшинчика. Теперь бы с кем-нибудь поговорить о смысле жизни. В чем - смысл? У одного семьсот красавиц, а у другого одна жена, да и та, бывает, дрянь, глянуть не на что. Но с кем тут поговоришь... Хотя, может быть, это и к лучшему. Счастлив тот, кто умеет пить один, пьяная компания до добра не доведет: всегда ляпнешь что-нибудь не то, своего непосредственного начальника пошлешь - страшно вспомнить, - или начнешь рассказывать всяким циникам о своей личной жизни.

Но надо обязательно разводить спирт соками, апельсиновым или манговым, по вкусу. Получается прекрасный коктейль. И разводить не меньше, чем пятьдесят на пятьдесят, все-таки тут не Арктика. По-моему, лучше - манговым. Или апельсиновым, в принципе один черт. Завтра же на свежую голову издам указ, указ номер один. Когда нет парламента и некому заниматься законотворчеством, все должно делаться по указам. Как при Петре Первом. А что? Мне нравится Петр.

Часть вторая

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Человек со временем будет тем, чем смолоду был.

Н. В. Гоголь

1. Гора Святого Георга

С одной стороны, крайностей надо избегать. Но с другой, крайности лучше запоминаются. Иван Грозный убил собственного сына. Клеопатра поголовно уничтожала своих любовников. Или это царица Тамара? Неважно. А еще кто-то въехал верхом на лошади в парламент, дал какому-то парламентарию по морде, и его все помнят. Крайности ярче. Это что в государственной, что в личной жизни. Например, хорошо запоминается детство. Но из средней части - только отдельные фрагменты, а куда девалось остальное... По логике вещей, человеку лучше всего должна запомниться заключительная часть, как в хоккее заключительный период, но когда и с кем ее вспоминать потом - непонятно. Поэтому умные люди пишут мемуары - для потомков, - на придворных историков рассчитывать нельзя, могут все подать в превратном виде. Потом себя не узнаешь... Надо все записывать за собой, пока жив и пока не забыл буквы. Но где взять бумагу и карандаш в этой глуши? Не на чем даже написать указ, уже двадцать лет объясняюсь с подданными исключительно устной речью. Собираю народ, выхожу на крылечко своей загородной резиденции и что-нибудь - основополагающее - провозглашаю. Или обсуждаю с приближенными в кулуарах. То есть сижу под деревом в шезлонге и время от времени кого-нибудь к себе вызываю, то или иное должностное лицо. Должностное лицо прибегает. Я сижу.

- Подойдите ко мне, генерал.

- Слушаюсь, ваше величество!

- Ближе, ближе! Чего вы боитесь, я никого не бью. Доложите обстановку на острове.

- Докладываю, сэр. Значит, так, обстановка нормальная. Народных волнений нет. Оппозиция немногочисленна, можно разогнать взводом спецназа. Спецназ - за вас... Наблюдение за акваторией и лесными массивами ведется круглосуточно, как вы и приказали. Но ничего существенного обнаружить не удалось - пока...

- Что значит - пока?

- Ничего не значит, сэр. Я говорю - пока обнаружить не удалось.

- Вот это другое дело. Ты следи за своей речью...

- Я слежу.

- А почему опять голый?

- Жарко, сэр.

- Без головного убора... У военного человека голова должна быть в фуражке.

- Не понял...

- Где вам понять такие тонкости устава, учишь-учишь дураков... Без головного убора военный, если повстречается на улице патруль, запросто может угодить на гауптвахту. Или схлопотать выговор с занесением. Интересно, хранится еще в архиве Генштаба мое "личное дело"? Все чаще об этом думаю. С одной стороны, там ничего выдающегося нет, чтобы хранить вечно, - приводы в комендатуру, пререкания с начальством. Выговоров куча... Но с другой, жалко, если выкинули на помойку или сожгли. Что же тогда остается от человека, если он не Лев Толстой? Все-таки летал я или не летал на самолете? Летал, не могло же это мне присниться. Бывало, совершишь посадку, дернешь у себя в каюте двести граммов, заешь килькой в томате. Или - ряпушкой... Иногда даже сайрой, если достанешь. В общем, все нормально было, несмотря на тоталитаризм. Сейчас думаю: не в тоталитаризме дело... Дело в количестве и качестве спиртных напитков, которые мы пьем. Ладно, это я так, мысли вслух. Вы слушаете меня, генерал?

- А как же, ваше величество. Очень внимательно слушаю.

- Так вот, о чем я... Ага, ему, видите ли, жарко! Мало ли что! Я два года служил в Узбекистане, там тоже жарко, так что же теперь - при исполнении служебных обязанностей штаны снимать? Ты хоть понимаешь, кто ты такой? Ты генерал! От инфантерии... Командующий моей личной гвардией. Второе лицо в государстве, можно сказать.

- Так точно, сэр, можно.

- Вот именно - можно. Но можно и не сказать. Понял? Все зависит от личности человека, который занимает ту или иную должность. Как он сам себя поставит. Бывает, начальник склада вещевого довольствия, прапорщик-сверхсрочник, имеет вес в полку не меньше самого командира. Не принесешь ему пол-литра - не даст сапог или новую шинель, когда старой срок вышел и в ней неудобно на людях показаться. Будешь ходить на склад неделю, месяц - нету твоего размера, и все тут. Сам ходит в шинели из майорского сукна, фуражка полковничья, с тульей, как у Геринга. Выйдет неожиданно из-за угла - честь отдашь засранцу. А ты? Генерал, а стоишь перед главнокомандующим как орангутанг, развесил яйца. Пузо отпустил... Но большой живот украшает генерала, когда он в штанах с лампасами и в мундире. При орденах. Чем больше живот, тем больше орденов помещается. А посмотреть на него в бане - никакого вида. Я спрашиваю, почему ты голый?

- Виноват, сэр.

- Знаю, что виноват. Распустился, Миня. Вчера виноват, сегодня виноват... Ну ладно. Ты вот что... Акватория - хрен с ней, там сколько ни смотри, двадцать лет смотрим, - пусто. Слишком уж мы удалены от оживленных морских путей. А вот за небом смотрите в оба. И - как я учил: увидите большую птицу, которая не машет крыльями, но летит, а позади нее в небе белый хвост, - сразу пусть выпускают красную ракету. А если не сработает ракета, давно лежит и, может, отсырела, тогда зажигайте по всему острову костры. В оба смотреть, в оба!

- Мы и смотрим, сэр, а как же. На горе Святого Георга выставлен дополнительный пост из пяти наиболее подготовленных воинов с ракетами. Костры тоже наготове. В случае чего... Так что можете спать спокойно, ваше величество.