Михаил Панин - Камикадзе

Иногда думаю: этим гордым англичанам всегда везло. "Никогда, никогда, никогда англичанин не будет рабом!" Сидят за Ла-Маншем, взять их трудно. Не то что пятнадцать тысяч километров сухопутных границ, всегда жди какого-нибудь ига. А если сами нападут на кого и завоюют, то обязательно и климат теплый Африка, Индия, Гонконг, - и недра хорошие, а мы, дураки, полезли в Сибирь, где только недра. Ямало-Ненецкий автономный округ... Мороз пятьдесят градусов, газ и тундра. Но что делать, расширяться на запад не давали, Индию и Америку кто поумней завоевали, а тундра в конце концов тоже пригодилась - газ сейчас в цене. Продал газ - купил бананы или еще что, что дома не растет, самим выращивать не надо. Эти бананы у меня уже вот где! Может, попробовать их солить? Солят же хохлы арбузы в боч-ках.

И черт меня дернул рассказать этим папуасам кое-что, что сам знал, про их историческую родину: как там сейчас живут, в чем ходят. Такие фанатики объявились, не дай бог. Я им, видите ли, должен построить флот, чтобы они могли на родину вернуться. А как же, говорю, сейчас все брошу и займусь... Я не строитель, как оказалось, я политик в чистом виде. Построил что мог: общественный туалет на тридцать посадочных мест, а вы все равно мочитесь на пальму. Между прочим, говорю, в Лондоне штраф десять фунтов стерлингов, если справишь даже малую нужду на газон - знаете, какие в Англии газоны? - или суд присяжных, если иностранец и нет с собой валюты. И больше никогда не пустят в загранплавание. Это в Лондоне. А сколько в Оксфорде за это штраф, точно не знаю. Так что сидите тут, тут с правами человека лучше. Историческая родина американцев - та же Англия, но почему-то потока возвращенцев из Америки в Англию не наблюдается. Иногда думаю - а почему? Но если в конце концов пристанет к острову какой-нибудь корабль - езжайте, кто пожелает, если уж так хочется ходить в джинсах и любоваться на небоскребы. А я никуда не уеду, я останусь здесь. Между прочим, ходить в набедренной повязке удобнее, чем в штанах, легче и продувает. А небоскребы... Небоскребы тоже не вечны, когда-нибудь начнут падать, когда им выйдет срок, - это же не пирамиды, одно стекло и бетон. Мир небоскребам...

Так я думал двадцать лет назад, когда оказался на этом острове. Думал: мне тут все нравится, и климат, и питание, каждый день ем твердокопченую колбасу. Соки - апельсиновый, грейпфрут, манго. Ни в чем себе не отказываю. Уважаемый человек... А на исторической родине могут посадить. Купался в лагуне, ловил рыбу. Вел здоровый образ жизни. И если, думал, буду пить с умом, начиная не с утра, а когда солнце поднимется на два пальца над горой Святого Георга, то доживу до глубокой старости без цирроза и камней в печени. Я добрый, отзывчивый, доступный - кому придет в голову меня свергать? Классовой борьбы на острове не наблюдалось. Может, правильно говорят, что ее выдумал Карл Маркс.

Я был наивный - двадцать лет назад. И хотя был неплохо политически подкован, читал газеты и смотрел телевизор, меня все-таки больше интересовали тогда проблемы взаимоотношения полов, а не проблемы власти. А сегодня генерал, кавалер ордена "За верность" всех трех степеней, намекнул мне, что мое время пришло... Или ушло, какая разница. Полагаться ни на кого нельзя. Но и одному править невозможно, приходится приближать к себе всякое дерьмо. Повышаешь в звании, вешаешь ордена... Плохо, что нет денежной системы. Деньги надежнее орденов.

Пока все спокойно. Парашютиста никто не видел. Если бы кто-то видел, я бы уже об этом знал - я хорошо помню, как сам оказался на острове и что тогда произошло.

Но у Миньки политическое чутье. И если летчик еще не прибыл, то он вот-вот прибудет, возможно, уже взлетел со своего авианосца - "Энтер-прайз"? "Индепендент"? "Теодор Рузвельт"? А может, это будет земляк, свой? Но какая разница, свой или не свой, закон есть закон. Летчик взлетел, я знаю... И может, как раз сейчас, над океаном, у него заклинило турбину, мотор горит, и он смотрит на кнопку катапульты, как когда-то смотрел я. А я сижу безоружный, пью уже третий коктейль и с нездоровым интересом наблюдаю, как несколько туземцев под предводительством Жаклин разделывают на лужайке перед домом откормленную свинью. Готовится угощение. Сегодня день моей коронации, а заодно и День Независимости острова от британского ига... Этот праздник я учредил в первый год моего правления, когда еще не знал историю народа, населявшего остров. А откуда я мог знать? Потом узнал. Но отменять уже было неудобно, а туземцам один черт.

Солнце уже стало припекать даже сквозь крону орехового дерева, под которым я сидел, и я перебрался со своими манатками, шезлонгом и кувшинами на террасу, укрытую от палящих лучей тростниковой крышей. Я сидел на террасе, потягивал охлажденный в погребе апельсиновый сок и продолжал наблюдать за процессом приготовления из свиньи жаркого и домашней колбасы. Как и везде в мире, процесс этот начинается - с убоя.

Но забивают свинью туземцы совсем не так, как это делается, к примеру, в Херсонской области. В Херсонской области однажды наш сосед, директор "смешторга", купил на пару с начальником милиции свинью, на мясо. В ней было килограммов пятьдесят, но ее еще недели две кормили кукурузой, чтобы мяса было побольше. У нее был отличный аппетит, она ни о чем не подозревала. Обычно свиней откармливают до центнера и больше, и наша думала, что впереди у нее еще полжизни. С начальником милиции мы жили в одном доме, и директор "смешторга", взял его в долю, рассчитывая, что тот застрелит свинью из табельного оружия, чтобы сэкономить на резчике. Директор "смешторга" был хозяйственный мужчина, всегда ходил на работу и с работы с бидончиком - пива или молока, что по пути подвернется.

И вот настал день экзекуции. Машку с утра покормили... А мужчины перед тем, как идти на дело, выпили по стакану водки. И вошли в сарай, где жила Машка, уже слегка покачиваясь. А не выпить тоже было нельзя - все-таки убийство. Неопрятную, но веселую и добродушную Машку было жалко, но мясо на базаре стоило дорого, покупать "живым весом" выходило дешевле. Все наши соседи собрались во дворе и ждали.

Сначала в сарае послышалась возня, отчаянный свинячий визг. Потом раздался страшный грохот. Это начальник милиции палил из пистолета "ТТ", а из "ТТ" выстрел - как из пушки, глушители тогда были только у шпионов. Когда он разрядил в свинью всю обойму, из сарая с радостным хрюканьем выскочила невредимая Машка и заметалась по двору, огороженному штакетником, тычась в колени всем, кто ее последнее время кормил, чесал за ушком и говорил: "Машка, Маша..." Директор "смешторга", шатаясь от ужаса, вышел из сарая. А начальник милиции не вышел - боялся позора. К тому же у него кончились патроны и никто не знал, что делать дальше. Машка металась по двору в надежде как-нибудь спастись.