Вера Панова - Евдокия

Ах, как прекрасно, если он шатается от такой причины!

Сама она эту ночь не спала. Думала о нем. Воображала его глаза, губы, прическу. Ворочалась, вздыхала, вставала - подходила к окошку и, как предписывается в романах, прижималась горячим лбом к холодному стеклу. В романах всегда в различных чрезвычайных случаях прижимаются лбом к стеклу. И обязательно стекло бывает холодное, а лоб горячий.

Дивная ночь начала любви!

Дмитрий Колесов... божественное имя, чистая музыка, только вслушайтесь: Дмитрий Колесов! Дмитрий Колесов был форменный Ромео, и форменный Отелло, и кто хотите! Он стоял на коленях! Он терзал Катю ревностью! В выходные дни он увозил ее за город - п р о ч ь о т ш у м н о г о с в е т а.

Что это было за счастье! Ни в одном романе не описано ничего подобного. И то, что оно было тайной для всех, - так думала Катя, - и то, что Митя капризничал и требовал, чтобы она ни с кем не говорила и ни на кого не смотрела, - еще больше околдовывало и приковывало Катю.

Только раз, вдруг отрезвевшая среди поцелуев, она спросила, стыдясь своего вопроса, который казался неуместным и грубым, разрушающим н е з е м н ы е о ч а р о в а н и я:

- Митя, мы поженимся?

- Да! Да! - ответил он. - Но подождем еще немного, хорошо? Так ведь лучше, правда?

- Лучше, - прошептала Катя.

23

Это был хороший, удачный год.

Цех, где работал Евдоким, занял на заводе первое место. Рабочих премировали богатыми премиями, и Евдоким получил золотые именные часы. Евдокия была с ним во Дворце культуры на торжественном вечере. Сидела праздничная и солидная, в новом шерстяном платье с брошкой, и Катя надушила ее своими духами. А Евдоким, был в президиуме, и Евдокия не могла налюбоваться на дорогого своего мужа, которого все уважают и хвалят.

Наталья родила здоровую девочку, назвали Еленой. Беременность и роды не помешали Наталье работать. Ее назначили в комиссию, которая разрабатывала какой-то важный проект, и даже по ночам ей звонили по телефону.

Сашенька, главный человек в Евдокиином сердце, был хороший мальчик озорной, правда, но не сквернослов, не хулиган; играл в волейбол и все читал книжки про морские путешествия.

В конце мая приехал Павел, Павел Петрович Чернышев, художник. Он привез свою жену Клавдию - очень молодое, очень хрупкое создание с желтыми волосами и красными ногтями, в платьях невиданных цветов и фасонов.

Мыслимо ли носить такие высокие каблуки! Да еще мало ей было каблуков, она все время приподнималась на носках, вытягивалась, словно силилась совсем отделиться от пола и взлететь. Две минуты подряд не могла пробыть в одном положении, все меняла позы.

Стол был накрыт парадной скатертью, пили за молодых. Павел краснел и глаз не сводил с жены, и было ясно, что он пойдет за ней, куда бы она его ни поманила.

- Вы все очень ей понравились, - сказал он потом, - и ты, Катя, тоже.

- И она мне нравится, - сказала Катя. - Она безумно интересная, Паша!

- А тебе, мама? - спросил Павел.

- Хороша, ничего не скажешь! - ответила Евдокия. - Одно мне немножко не понравилось - что она при всех достала помадку и губы накрасила.

- Ну что ты. Сколько женщин красят губы.

- Так не при всех же. И зачем курить? Вредно для здоровья и смотреть неприятно.

- Она красиво курит, - вступилась Катя. - Мечтательно.

- Я написал ее портрет с папиросой, - сказал Павел. - Лицо сквозь дымку...

- Что ж тут красивого? Молоденькая, а дымит, как паровоз.

Павел засмеялся и поцеловал Евдокию в волосы:

- Мама, милая, все замечательно!

Павел приехал на долгое время - писать картину, которую ему заказали для музея. Они с Клавдией поместились наверху в большой комнате, а Катя перешла в маленькую. С раннего утра Павел ходил на Каму и там писал, установив мольберт на берегу. Он носил синий берет, чтобы волосы не трепались на ветру и не мешали работать. Евдокия приносила ему завтрак. Почему-то ей было его жалко - что он какой-то не такой, как все, ходит в женском головном уборе, люди работают на заводах и в конторах, а он сидит один на бережку и рисует...

Нарисовавшись, он шел встречать Клавдию с работы: она поступила в горторг управляющей делами. По вечерам Павел и Клавдия ходили куда-нибудь или у себя принимали своих знакомых. Клавдия угощала гостей наверху, вниз не приводила. Евдокию это обижало. Она думала, что неизвестно, как там Клавдия управляет делами; а уж Павлом управляет шибко хорошо, он без нее не чихнет и не кашлянет.

24

Катя работала в вечерней смене.

Был партийный день, коммунисты ушли на собрания, звонков было мало. Катя сидела и вспоминала, что говорил ей на последнем свидании Митя и какое у него было при этом выражение лица. Вдруг в окошечко из коридора просунулась голова Насти Нефедовой.

- Катя! - сказала Настя. - Ой, Катечка!

Катя сразу поняла, что случилось что-то ужасное.

- Что? - быстро спросила она, бледнея. Настя оглянулась - кто-то шел по коридору - и бухнула сразу:

- К Мите Колесову приехала жена.

Зазвонили из диспетчерской. Катя сказала мертвыми губами:

- Дежурная...

Спрашивали главного инженера. Катя не ответила и не соединила, сидела без движения, глядя на щит с рядами блестящих дырочек.

- Ей уже всё доложили, - шептала Настя, боязливо глядя на Катю. - Она пошла к тебе.

Ах так! Катя распрямила плечи и твердой рукой соединила диспетчерскую с библиотекой. Битва так битва. Она будет сражаться за свою любовь всеми средствами, какие у нее есть! Митя обманул ее? Подумаешь! Обманул, потому что любил! Кому какое дело?! Хорош он или плох, она его никому не отдаст! Плевать ей на всех!

Шаги по коридору приближались. Кто-то шел тяжелой походкой, медленно, с остановками: читает надписи на дверях, ищет... Катя встала и вышла в коридор навстречу сражению.

Большие голые лампы освещали пустой коридорный туннель. Из гулкого туннеля подходила женская фигура. Высокая, простенькое маленькое безбровое лицо... Это жена Мити? Узел русых волос развалился, старый желтый полушалок спущен на плечи. Никакого изящества... Она беременна, несчастная! Яркая стена, белая и коричневая, закачалась в Катиных глазах.

Женщина подошла, скользнула взглядом по дверной дощечке и остановилась. Левую руку с горстью подсолнечных семян она держала под грудью, правой брала семена и бросала в рот; серая скорлупка прилипла к ее подбородку. Без ненависти - с тихим отчаяньем она посмотрела на Катю: признала. По каким-то ей самой неясным приметам признала.

"Беременна, как факт", - тупо подумала Катя. Она не знала, что сейчас скажет. Только знала, что будет врать, потому что надо врать. "Ей рожать совсем уже скоро. Ребеночек будет. Без отца будет ребеночек. А она простота отпетая. С кем сражаться, как тут сражаться!.."

- Что вам? - спросила она.

Женщина ответила негромко: