Константин Паустовский - Беспокойная юность (Повесть о жизни - 2)

-- Да,-- снова вздохнул врач.-- "Дезертировать"! Конечно! Вы громко выражаетесь, но я вас понимаю- положение корявое. Ну ладно! Вам в Барановичи, и нам в Барановичи. Мы выступаем не вечером, а через два часа. Мы пустые. Последних раненых сдали вчера на санитарный поезд. Вы поедете с нами до Барановичей -- и все! И роженицу вашу захватим. Возьмем под наблюдение.

Я согласился. Старик похлопал меня по плечу.

-- Разрешите дать вам стариковский совет. Берегите любовь, как драгоценную вещь. Один раз плохо обойдетесь с любовью, так и последующая будет у вас обязательно с изъяном. Да-с! С изъяном! Ну, ступайте. Рад был познакомиться.

Я вышел из барака и увидел Лелю. Она сидела неподалеку на скамье под покосившимся деревянным грибом,-- такие грибы делают в лагерях для часовых.

Я подошел к ней, Леля наклонилась и закрыла лицо руками.

-- Нет, нет, нет! -- быстро сказала она, не отнимая рук, и затрясла головой.-- Какая я феноменальная дура! Ненавижу себя! Уйдите, пожалуйста.

-- Я остаюсь,-- сказал я,-- Вместе поедем в Барановичи.

Леля отняла руки от лица и встала. На щеках ее виднелись следы от пальцев.

-- Пойдемте! -- сказала она, взяла меня за руку, и мы пошли по шоссе.

Мы прошли до первого верстового столба и вернулись. Дул ветер, рябили лужи. Снова с запада неслись тучи, загромождая сырой горизонт.

Мы шли, держась за руки, и молчали. Леля только сказала, что после Одессы она тут же поехала в Москву и добилась, чтобы ее перевели в полевой госпиталь на Западный фронт.

Зачем она это сделала, она не объяснила. Но все было понятно, и ни ей, ни мне не хотелось говорить. Мы знали, что любые слова, даже самые умные и самые нежные, прозвучат неверно и что еще нет тех слов, какие могут выразить то щемящее чувство близости вчера еще чужого человека, какое родилось сейчас у нас обоих.

В два часа дня госпиталь снялся. Потянулись одна за другой санитарные фуры. За ними тащился на своей фурманке Василь. Косматый пес, привязанный к фурманке, старательно бежал сзади.

Я ехал рядом с санитарной повозкой. В ней сидели Леля и пожилая сестра в золотых очках. Иногда я отставал и подъезжал к фурманке Василя, чтобы узнать, что с Зосей. Она приветливо кивала и говорила, что ей хорошо. Но Василь был угрюм,-- должно быть, он соображал, что делать дальше. Удастся ли ему догнать земляков или так и придется одному маяться в Белоруссии среди чужих людей.

Верстах в двадцати не доезжая Барановичей на шоссе стояло несколько вооруженных солдат и около них офицер на забрызганной грязью лошади.

Офицер поднял руку. Обоз остановился.

Офицер подъехал к главному врачу и, отдавая честь, начал о чем-то докладывать. Главный врач хмуро смотрел на него, покусывая усы.

Что-то тревожное было в этом разговоре врача с офицером. Все насторожились.

Но вскоре выяснилось, что в соседней деревне -- ее было видно с шоссе -- много больных беженцев и офицер просит, по распоряжению начальника штаба корпуса, отправить в деревню часть медицинского персонала, чтобы оказать им первую помощь.

Врач согласился. От обоза отделилось три повозки.

-- Вы с нами,-- сказала мне Леля.-- Ваше прямое дело помогать беженцам. К вечеру догоним лазарет в Барановичах.

-- Поедем.

Мы свернули на боковую дорогу. Госпитальный обоз тронулся. Василь долго стоял на шоссе и смотрел нам вслед. Казалось, он раздумывал, не поехать ли с нами. Но потом он дернул вожжи, крикнул на лошадей, и фурманка тронулась по дороге на Барановичи.

В километре от шоссе мы увидели в кустах солдат с винтовками и пулеметом.

-- Неужели немцы так близко? -- испуганно спросила пожилая сестра в золотых очках.-- Спросите их, пожалуйста.

Я подъехал к солдатам.

-- Проезжайте! -- ответил мне солдат с ефрейторскими нашивками и даже не взглянул на меня.-- Вам разрешается. А вообще не ведено ни с кем разговаривать. И останавливаться никому тут не ведено.

Мы проехали. Видна была уже околица. Пошел дождь. Нищая деревня была похожа отсюда на расползшуюся кучу навоза.

-- Похоже, что ждут немцев,-- сказал я Леле. Я посмотрел на запад, откуда могли, появиться немцы, и увидел на пажити, уходившей вниз, к оврагу, сторожевое охранение. Солдаты сидели и лежали длинной цепью, но довольно далеко друг от друга. Ну, так и есть!

-- Да то не от немцев,-- сказал санитар-возница.-- То щось другое. Вон, глядите сюда!

Он показал на восток. Там тоже виднелись солдаты.

-- Все село оцеплено! -- сказал встревоженно санитар.-- Кругом все село. Щось неладное я чую, сестрицы.

-- Что неладное?

-- Да я сам нияк не пойму. Только зря мы сюда затесались. Вовсе зря!

Санитар оказался прав. Мы въехали в безлюдную деревню. У околицы стояла пустая двуколка Красного Креста из незнакомого летучего отряда. От возницы этой двуколки мы узнали ошеломляющее известие, что мы -- в западне.

В деревне была черная оспа. Вокруг шла армия и валили по дорогам, застревая на время около попутных сел, тысячи беженцев. Оспа могла переброситься в армию. Поэтому было приказано направить в деревню летучий санитарный отряд, деревню оцепить и никого из нее не выпускать. По каждому, кто попытается уйти из деревни, было приказано открывать огонь.

Офицер, остановивший нас на шоссе, ничего не сказал о черной оспе.

Первое чувство, которое мы испытали, было возмущение. Не тем, что нас поймали в ловушку, а тем, что заманили в деревню обманом, тогда как никто, конечно, не отказался бы добровольно работать на оспе.

-- Непроходимая глупость,-- сказала раздраженно Леля.-- Если бы нас не обманывали, мы бы захватили все, что нужно для оспы. А сейчас у нас ничего нет. Даже вакцины!

-- Да еще неизвестно, дурость тут или нет,-- заметил возница.

-- Ты что это городишь? -- рассердилась сестра в золотых очках, Вера Севастьяновна.

-- А бис их знает,-- пробормотал возница.-- У начальства на все есть своя думка. Начальство всегда дуже хитрое.

В хатах останавливаться было нельзя -- всюду лежали больные. Только один пустой стодол стоял на выгоне. Там разместилась чужая летучка. Мы перенесли в стодол свои медикаменты и вещи.

В чужой летучке работали врач, сестра и два санитара.

Мы застали в стодоле только сестру -- безбровое существо с надутым лицом. Трудно было добиться от нее хотя бы нескольких слов.

-- Ну и летучка, матери ее черт! -- говорили наши санитары.-- Прямо погребальное братство!

Мы распаковали в стодоле медикаменты. Пришел врач из летучки. Это был еще не старый, но обрюзгший, заросший черной щетиной человек с заплывшими глазами.

-- Здравствуйте, пожалуйста! -- сказал он, увидев нас. Казалось, он был неприятно поражен этой встречей.-- Вы имеете понятие, куда вы попали?

-- На черную оспу,-- ответил я.

-- Вот именно! А вы знаете, что такое верная оспа, молодой человек? Вы ее видели своими глазами?