Федор Зарин-Несвицкий - Борьба у престола

А на площади гремели приветственные крики. Горели огни. Толпы людей глядели на освещенные окна дворца и считали ее могущественной и счастливой…

«Кильский ребенок еще жив, – вспомнила она слова Василия Лукича, – жива и дочь Великого Петра, юная, прекрасная, любимая привыкшим к ней народом и армией, не забывшей ее великого отца!»

А ей еще не присягали! Какая борьба возможна с этими людьми?

Все, что было в Москве знатного – генералитет, иностранные резиденты, блестящие гвардейцы, – съезжалось к ярко освещенному дворцу канцлера графа Головкина, устроившего, с соизволения императрицы, в честь ее приезда роскошный бал» без танцев», как выразила желание государыня.

Хотя траур и был снят на три дня, но все же Анна нашла неудобным допустить танцы.

Огромные залы дворца были ярко освещены. Многочисленные лакеи в малиновых камзолах с золотыми галунами, с гербом графа шпалерами выстроились вдоль роскошной лестницы, убранной пышными цветами, покрытой дорогим пушистым ковром.

Перед большим венецианским зеркалом на верхней площадке дамы торопливо в последний раз оправляли свои прически и входили в приемную залу, где гостей встречали граф Таврило Иваныч с женой Домной Андреевной. Бедный сын мелкопоместного алексинского дворянина, теперь граф и обладатель тридцати тысяч душ крестьян, Таврило Иваныч умел и любил принимать гостей, когда было надо, с ослепительной пышностью.

Мало – помалу просторные залы дворца наполнялись. Дамы словно обрадовались возможности снять траур. В цветных» робах», с обнаженными плечами и руками, сверкая брильянтами, они оживленно и весело входили в залу. Цветные камзолы военных, шитые золотом мундиры гражданских высших чинов, звезды, ленты представляли пеструю, живописную картину.

Одна из зал была обращена в открытый буфет с разнообразными винами, фруктами и изысканными закусками. В другой были приготовлены карточные столы.

Бал Головкина удостоили своим присутствием герцогиня Екатерина и цесаревна Елизавета.

В числе гостей был и князь Шастунов. Дивинский тоже приехал с Юсуповым.

Императрица разрешила посетить бал и своим юным фрейлинам – Юлиане и Адели, а также и Артуру.

Молодые девушки приехали с Авдотьей Ивановной Чернышевой, пожалованной в этот день в статс – дамы. С любопытством и робостью озирались они вокруг: Юлиана с тайной надеждой встретить Арсения Кирилловича, Адель – Макшеева.

Но Шастунову было не до них. Он жадно сторожил приход Лопухиной. Он беспокойно ходил по зале, все время поглядывая на дверь. Он видел приезд фрейлин императрицы и поспешил замешаться в толпе, чтобы не быть вынужденным подойти к ним.

Приехала с братом Наташа Шереметева, бледная и печальная. Черкасский с красавицей Варенькой. А Лопухиной все не было.

Граф с графиней перестали встречать в первой зале гостей, так как знатнейшие гости уже приехали. Последним, кого встретил канцлер, был Маньян и с ним де Бриссак.

Граф очень любезно встретил обоих. Виконт де Бриссак уже раньше был у него с письмом от его сына Александра, посла во Франции. В письме, переданном Бриссаком, Александр Гаврилович просил отца оказать возможное внимание его другу де Бриссаку, человеку очень близкому ко двору, интересующемуся Россией. «Вы сами оцените его замечательный ум и исключительную приятность обращения», – заканчивал письмо Александр.

Кроме этого письма граф получил обычным порядком и другое, в котором сын подробно писал о де Бриссаке. Это был один из знатнейших дворян и любимец двора. Ож очень много путешествовал, преимущественно по Востоку, и, как говорили, вывез оттуда особенные таинственные знания.

Вместе со своим другом, очень известным при дворе шевалье де Сент – Круа, он пользовался репутацией ученого человека, чуждого обычных светских развлечений, немного колдуна и загадочной личности.

Но во всяком случае, этот человек – рыцарь с головы до ног.

Под влиянием этих писем граф любезно принял де Бриссака, который произвел на него очень хорошее впечатление. Де Бриссак, между прочим, сказал, что он лично известен князю Василию Лукичу, но, к сожалению, не мог его еще повидать.

Действительно, только утром в день бала де Бриссаку удалось встретиться с Василием Лукичом, так как, когда после смерти императора де Бриссак, по указанию Шастунова, поехал в Мастерскую палату, не было никакой возможности повидать Василия Лукича, а потом он уехал в Митаву. На приеме же у императрицы было не до того.

Граф Гаврило Иваныч слышал, кроме того, о де Бриссаке от Маньянаи пригласил его к себе на бал.

Взяв под руку Маньяна, канцлер в сопровождении де Бриссака прошел во внутренние комнаты.

Князь Шастунов тоскливо поглядывал по сторонам и очень обрадовался, когда к нему подошел запоздавший Макшеев.

– Вот и я, – сказал Макшеев. – Я малость запоздал. Виной этот черт Трегубов, семеновец. Знаешь?

Шастунов кивнул головой.

– Я как сменился с караула, – продолжал Макшеев, – хотел пойти к себе хорошенько отоспаться, тем более что мой советник еще не прислал мне денег. Да тут этот Ванька Трегубов! Пойдем, говорит, ко мне. Я было не хотел, да уговорил, черт. А там уже и компания. Ну, что поделаешь, взял у него, не выдержал, десять золотых да и перекинулся в картишки!.. Одно хорошо, – со смехом добавил он, – недаром время потерял. Хоть не выспался, да зато… – и он ударил себя по карману.

Шастунов улыбнулся:

– Смотри, Алеша, не засни где‑нибудь в уголку. Макшеев рассмеялся.

– Ничего, – сказал он. – Мне бы только освежиться немного. Что‑то сухо. Пойду поискать чего‑нибудь. Прощай, брат.

И, кивнув Шастунову, он прямо направился в буфет.

Гости разбились на группы. Всюду слышались оживленный смех и разговоры.

Шастунову стало еще тоскливее. Он уже собирался пойти за Макшеевым, чтобы не чувствовать себя в одиночестве, как вдруг увидел входящую Лопухину. Но первое чувство радости мгновенно сменилось в нем тяжелой тоской, когда он увидел рядом с ней надменную, красивую фигуру Рейнгольда.

Хотя Рейнгольд следовал за Натальей Федоровной на расстоянии полушага, с обычным видом светского человека, провожающего даму, но в той манере, с какой Наталья Федоровна раза два повернула к нему голову и что‑то скат зала, по той улыбке, с какой он ответил на ее слова, Шастунов инстинктом влюбленного понял, что они не чужие друг другу.

Его сердце похолодело. Как прикованный, остался он на месте, когда мимо него, шурша атласом платья, ослепительно красивая, как всегда, прошла Лопухина, благоухая незнакомым ему запахом тонких духов. Она не заме^ тилаего.

Приход Лопухиной был встречен, как всегда, сдержант ным шепотом восторга. Казалось, к ее красоте до сих пор не могли привыкнуть.