Андрей Зарин - Кровавый пир

Василий вздрогнул и очнулся.

– Что дальше будет?

– На Москву пойдем, братик мой, Васинька!

– А там?

– Там? А может стать, государь скажет: «Жалую тебя, Степан Тимофеевич, хоромами, что о двух столбах с перекладиной!«Ха – ха – ха! Вина! Что же вы? Эй!

– Пей, Василий! – сказал Степан. – Москва не Москва, а до Саратова дойдем с тобою. Потешимся!

Словно горящий фитиль поднес он к пороху, так подействовали слова его на душу Василия. Он вытянул руки и дико, пронзительно закричал:

– Добраться бы! Расплачусь за все!

– Доберемся, Вася, пей!

На струг вбежал казак. Жупан его был изорван. Распустившийся чуб метался по плечу, исступленное лицо было вымазано сажей и кровью. Он махал окровавленным ножом и, подбежав к Разину, хрипло прокричал:

– Многая лета тебе, атаман! Астрахань тебя к себе в гости ждет!

– Добро! – весело ответил Степан. – Выпей, казаче!

Страшная ночь подходила уже к концу. Поднялось жаркое летнее солнце, чтобы осветить еще более ужасный день злодейств и преступлений.

– Ну, подымайся, братик, – ласково сказал Стенька Василью, – да поедем в полоненный город!

Василий быстро встал. Голова его была тяжела от бессонной ночи и пережитых волнений. Он налил себе кубок меду и жадно выпил его. Мысли его словно бы прояснели.

– Вот это так! – одобрил Степан. – Сразу веселей станет! А я заказал для тебя в воеводской избе полдник изготовить. Идем!

Они вышли. Стеньку Разина ожидала почетная стража. Ивашка Волдырь в новом кунтуше, расшитом золотом, в высокой лохматой шапке сидел на коне перед отрядом лихих казаков; атаманский бунчук развевался грозным красным хвостом над ними, и тут же стояли музыканты с литаврами, трубами и тулумбасами.

– Здорово, детки! – приветствовал их атаман.

– Многи лета, батька! – дружно ответили казаки.

Степан вскочил на своего персидского иноходца. Василий занес уже ногу в стремя, когда подле него очутился вдруг Кривой.

– Атаман! Наши в Астрахань просятся. Дозволь идтить? – сказал он.

В это время Разин обернулся.

– Чего он?

– Да вот молодцы просят в Астрахань идти.

– А пускай идут! Что им тут делать, а там пожартуют! – сказал ему Стенька.

– Идите! – разрешил Василий и сел на коня. Кривой стрелою помчался к своим.

– Бежим, братцы! – закричал он издали. – Сам Степан Тимофеевич дозволил!

– Ого – го! – загоготал Дубовый. – Вали!

– Зададим жару боярам, – подхватил Пасынков, и вся ватага бегом бросилась на город.

Степан Разин ехал, окруженный отрядом с бунчуком и музыкой. По всей дороге, спеша и перегоняя друг друга, бежали стрельцы и казаки в побежденную Астрахань.

– Будут воеводе поминки! – сказал Степан. – Жив он? – спросил он у Волдыря.

– А чуточку жив, батько! – ответил Волдырь. – Был совсем живой, а как ясык подали, вдруг какой‑то лайдак налети на него да копьем в пузо! Его у церковь снесли. Ну, а мы взяли его потом осторожненько, на ковре, и под раскат положили. Тамотко все. Твоего суда ждут!

Степан нахмурился:

– Эка досада какая! Я думал, целюсенький!..

Они въехали в посад. Он был совершенно пуст. Толпы из войск Стеньки Разина спешно пробегали через него и устремлялись в Пречистенские ворота.

– Ну, вы! Дорогу атаману! – закричали у ворот на них казаки, и разом расчистился широкий путь.

Они въехали в Астрахань. Навстречу Стеньке хлынула голытьба.

– Здравствуй, батюшка, Степан Тимофеевич! – раздались кругом возгласы.

– Милости просим!

– Здорово, сынки, здорово! – весело кивал на все стороны Стенька Разин. К нему подскакали Фролка и Васька Ус.

– Иди суд чинить, – коротко сказал Фролка и дружески кивнул Василию.

– Много?

– Усь много! – ответил Ус. – Заперлись в церкви, проклятые! Так мы их оттуда выталкивали. Всех у раската посадили.

– Ну, ну! А воевода жив?

– У жив!

Василий ехал рядом с Стенькою и жадно смотрел по сторонам. Везде шумели толпы. Красные жупаны казаков, лохматые чубы украинцев мешались с сермягой, с синей посконой, и тут же мелькал стрелецкий кафтан или однорядка посадского.

С криком, беспорядочной гурьбою, несмотря уже на едущего атамана, люди врывались в дома и выбегали оттуда с узлами, иконами, шкатулками.

Один рослый посадский ухватил за волосы подьячего и тащил его. Тот падал на землю и отбивался.

– Под раскат его! – кричали вокруг.

– А славно гуляют молодцы! – с удовольствием сказал Стенька и прибавил: – Ты не думай, у меня порядок строгий, все поровну поделится!

Наконец показалась площадь и собор, рядом с которым высилась колокольня.

– Батько судить приехал! – раздалось в толпе, и она разом всколыхнулась и расступилась на две стороны. Василий взглянул перед собою и увидел страшную картину.

Вся соборная паперть была залита кровью, и у входа в церковь лежал, раскинувшись, обезображенный труп. Лица его не было видно, но в откинутой руке был зажат длинный нож, весь почерневший от крови.

А у пяты высокой колокольни во всяких позах, в изодранных одеждах, а некоторые и обнаженные вовсе, лежали брошенные, с завязанными руками старики, мужчины, женщины и даже дети. Впереди всех на ковре, в дорогом кафтане и латах, лежал пожилой полный мужчина. Лицо его было смертельно бледно. Ковер под ним был смочен кровью.

– А что было тут? – спросил Стенька, останавливая коня и быстрым взглядом окидывая картину.

– А какой‑то бисов сын, – ответил Фролка, – стал у двери да и ну, машет ножом и не пускает!

– Это дура, Фрол! – высунувшись из толпы, крикнул какой‑то оборванец.

– И впрямь дура! – усмехнулся Стенька – А ну, братики, подымите мне воеводу!

Он медленно слез с седла и вперевалку пошел к раскату.

Двое казаков бросились к лежавшему на ковре и, быстро взяв его под руки, поставили на ноги.

Стенька медленно подошел к нему, принял от казаков, взял под мышку своей сильною рукой и с ним вместе скрылся за маленькой дверкой колокольни.

Кругом воцарилась мертвая тишина. Василий, Фрол и Васька Ус слезли с коней и все с замиранием сердца смотрели на верх колокольни.

– Вон они! – крикнул их толпы голос.

– Дурень, – ответил другой, – батько его на самый верхний венец взведет!

– Тихо идут как! Я в минуту бы…

– Небось батька, поди, несет его на руках!

– Вошли, вошли!..

На верхнем ярусе колокольни показался Стенька и с ним рядом воевода. Они стояли плечо о плечо.

Стенька что‑то говорил воеводе. Воевода покачал головою.

– Ишь, ишь! – заговорили в толпе. – Ну, конец тебе, воевода!

Стенька, видно было, как подтащил воеводу к низким перилам и толкнул его от себя в грудь обеими руками.

– Ух! – охнула толпа. Тело воеводы мелькнуло в воздухе и грузно ударилось о землю.

Что‑то вздрогнуло в груди Василия.