Андрей Зарин - Кровавый пир

Радостный торжествующий крик огласил пустынный. Дом и был слышен даже на дворе.

Василий упал на поя и приникнул губами к помертвевшему лицу Наташи.

Она лежала недвижно, раскинув руки. Василий стал звать ее, называя нежными именами, лаская ее лицо, но она была все так же недвижима.

– Очнись, голубка! – говорил Василий. – Очнись, рыбка моя золотая! Я – твой Василий, я пришел за тобою, люба моя! Наташа! Наташа!

Он стал трясти ее за руки, за плечи, но она не приходила в себя. Новый ужас охватил его. Неужели она померла?

Он поднял ее, взял на руки и осторожно спустился вниз. Идя из горницы в горницу, он увидел в одной высокую пуховую постель. Подушки на ней были сбиты, одеяло сброшено.

Он тихо положил Наташу на постель и подбежал к окну. Окно выходило на двор, где происходило избиение беззащитных людей.

– Эй, люди! Кто есть! Ко мне! – закричал Василий. Кривой услыхал голос своего атамана и бросился к нему в дом.

– Возьми людей, из наших, – сказал ему Василий, – и поставь у этой горницы. Чтобы никого не пускали! Придут сюда за животами, скажи, эта горница моя и все в ней мое! Саблей руби, кто войти посмеет! Скорее!

Кривой выбежал и вернулся с Горемычным и Тупорылом.

– Вот тут и стойте! – приказал Василий, и, бросив проницательный взгляд на Наташу, он выбежал на улицу. Голова его горела, сердце сжималось страхом.

«Ах, если бы Еремейка был!» – думал он в отчаянье и вдруг увидал Калачева, дворянского сына. Он как‑то избег общего удела и теперь, озираясь, крался вдоль забора.

– Стой – Василий схватил его за ворот. Калачев упал на колени:

– Смилуйся! Ни в чем не повинен! Я хотел идти в казаки проситься.

– Молчи и слушай! – сказал Василий. – Если хочешь жить, достань мне знахаря или знахарку.

– З – з-на… харя? – изумленно забормотал Калачев.

– Ну, ну! Ведь лечит тут у вас кто‑нибудь?

– Есть, есть, милостивец! – оживился Калачев. – Ежели не убили его разбой… удалые казаки! Я мигом! – и он рванулся, но Василий удержал его:

– Врешь, вражий сын! Идем разом!

– Что же, я готов! – покорно согласился боярский сын. Они пошли по улицам, на которых бушевали казаки, голь и посадские.

Они врывались в дома, выталкивали оттуда всякое добро и кучей валили его на соборной площади. Иногда из дому выволакивали купца, дьяка или дворянина и быстро расправлялись с ним, обливая кровью пыльные улицы. При каждом крике Калачев вздрагивав всем телом, а Василий нетерпеливо кричал на него:

– Будешь шевелиться, или я тебя!

Наконец боярский сын подвел его к маленькой избе с двумя волоковыми окошками.

– Тут жил, милостивец, великий знахарь. У него воевода всегда пользовался. Викентием звать, поляк!

– Хоть черт! – сказал Василий. – Зови!

– Викентий! – закричал Калачев. – Викентий, друг!

Он застучал в окошко, но никто не отозвался на его призыв.

– Пойдем! – сказал Василий. Калитка оказалась на запоре, но Василий сбил ее плечом. Крошечный двор был пуст; они обошли его кругом, осмотрели избенки и наконец нашли Викентия на сеновале зарывшимся в сено.

– Ну, ну, вылезай! – вытащил его боярский сын.

Перед Василием встал крошечный горбун с огромною лохматой головою, в волосах которой торчало сено. Он дрожал на своих тоненьких ножках и, увидев казака, упал на колени.

– Смилуйся, пан добродею! – запищал он. – Я же худа не хочу добрым казакам. Пусть возьмут мой майонтек, только оставят жизнь!

– Брось выть! – крикнул на него Василий. – Иди за мною! Ты знахарь?

Карлик закачал головою:

– Я это все умею! И заговоры знаю!

– Ну вот тебя и надо! Боярышня обмерла. Идем!

Карлик совершенно оправился и принял даже гордый вид.

– Зараз! – сказал он. – Только инструмент возьму!

– Бери!

Через минуту Василий шел с карликом назад. Калачев уже от страха плелся за ними, боясь, что иначе его зарубят казаки. Карлик едва поспевал за Василием, но, видя, как к нему относятся встречавшиеся пьяные разбойники, он боялся даже заявить о себе и, обливаясь потом, бежал; рядом с атаманом.

Они вошли в воеводский дом. Там уже хозяйничали казаки, но отведенная для Наташи горница осталась неприкосновенной.

– Вот! – сказал карлику Василий, указывая на Наташу.

Тот осторожно на цыпочках подошел к ней и стал внимательно слушать ее дыхание, потом покачал головою и вздохнул. Василий хрустнул пальцами:

– Жива?

– Жива‑то жива, – ответил карлик, – только испугалась очень. Обмерла. Постой, пане, я кровь пущу!

Он вынул острый тоненький нож, обнажил руку девушки и ловко вскрыл жилу. Кровь, темная, густая, тяжелыми каплями закапала на пол.

Карлик качал головою, но следом за этим кровь пошла быстрее и, наконец, брызнула светлой, алою струею.

– Оживет! – радостно сказал карлик, ловко зажимая жилу и бинтуя обрывком полотенца раненую руку. Девушка медленно открыла глаза. Лицо Василия озарилось радостью. Он нагнулся над ее изголовьем и тихо сказал:

– Наташа!

В его призыве была вся его любовь. Наташа подняла голову, в ее глазах мелькнул словно испуг.

– Прочь, прочь! – закричала она неистово, вскочила на ноги и снова без чувств запрокинулась на постель.

– Не узнала! – с горечью и испугом сказал Василий. Карлик искоса бегло взглянул на него и покачал головою.

– Капское дело! – продолжал он.

– Что ты сказал?

– Я сказал плохо! – ответил карлик. – С ней злая болезнь будет. Огневица, и потом ее бесы мучить будут. Долго болеть будет!

– Вылечишь?

– Все от Бога!

– Так слушай! – сказал Василий. – Я не с Богом считаться буду, а с тобой! Вылечишь и проси с меня что хочешь. Я богат! Умрет – и я в твой горб ноги твои засажу и тебя на огне спалю, как гада! Понял?

Бедный карлик задрожал, как лист, и опустил голову.

– Я не Бог! – забормотал он.

– Молчи, – прошептал Василий, – а то велю батогов еще засыпать!..

Карлик сел на пол у постели больной и тихо заплакал.

– Не выпускать его без моей воли! – приказал Василий часовым и вышел.

– А я тебя ищу, батько, – закричал, идя Василию навстречу, Гришка, – надо дело робить! Да, цур тебя, що ты такой хмурый? Чего захилився, сынку? Але горе?

Василий махнул рукою:

– И не говори, друже! Коли умрет, я не жилец буду!

– Кто умрет?

– Невеста моя!

– Та – та – та, – засмеялся казак, – а я думал, что у доброго казака и женка, и невеста – одна саблюка! А што с ей?

– Заболела. Со страха, верно. Лежит и как мертвая!

– Ну и оживет, атаман! Пойдем горилки выпьем да про дела погуторим!

– Какие дела?

– А як какие? Про казачество рассказать надо, в казачество ввести, круг сделать, присягу взять, добро поду – ванить. Мало дела? А потом, что дальше! Куда отсюда пойдем?

Василий схватился за голову:

– Ах, одно у меня теперь дело. Тоска, тоска моя! И месть не радует!